— И мы с тобой уже не увидимся? Ты даже свидетельских показаний не будешь давать?
— Да, насчет показаний, — сказала Дана. — Забыла тебе сказать. Упаси боже там заявить, что это я передавала тебе распоряжения Жумагалиева и его деньги.
— Что же я должна говорить?
— Что виделась с ним лично.
— Это же вранье…
— Все на свете вранье, — пояснила Дана невозмутимым тоном. — Скажешь, что тебе велят.
Так нужно Жумагалиеву, я тут ни при чем. Если меня впутают — будет хуже.
— Как тебе это удается? — спросила Муха, разглядывая Дану в свете наступившего утра.
— Что?
— Не понимаешь? Всегда оставаться в стороне, а других топить.
Дана ничего не ответила. Она медленно прошла в ту комнату, где стояла постель Алии, нашла в углу стул, села на него и, казалось, уснула, положив голову на скрещенные руки.
Муха присела к постели сестры и долго смотрела на нее. Та, казалось, спала. Этот сон был какой-то странный, мертвый, хотя слышалось ее дыхание. Муха никогда не видела у Алии такого выражения лица — в нем было что-то животное.
"Ради кого я это делаю? — вдруг подумала она. — Ради нее? А что от нее осталось? А если она навсегда останется вот такой? Ей будет все равно, есть у нее деньги или нет… А если ради матери, отца… Так это тоже глупости. Им для счастья хватило бы восьми тысяч, которые у меня при себе.
Хватило бы надолго. Так зачем? Семьи больше нет.
А мне пропадать. Это бессмысленно".
— Когда же он приедет? — сказала Муха, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Скоро, — раздался ответ из того угла, где дремала Дана. Она ответила немедленно, значит, все же не позволяла себе расслабиться.
— Скорей бы…
— Тебе так не терпится? — удивленно спросила Дана. — Успеешь.
— Представь себе, не терпится!