– Ну ты даешь, Андрей! Ты на машине?
Я вкратце оглядел квартиру: одна комната, диван, телевизор, грязная штора, сервант с фальшивым хрусталем у дальней стены. Глазу не на чем остановиться.
– Делаем ноги! – Я на ходу отдал ему свою куртку, мы выскочили на улицу и там, в двух шагах от дома, у магазина канцтоваров поймали белую «девятку». Хольского я погрузил на заднее сиденье, сам сел впереди.
– Про хату в Бирюлево они знают? – спросил я первым делом.
– Откуда! – Он засмеялся. – Похоже, смылись, Андрюх. На «Сокол», – велел он водиле.
– Угу, – ответил тот и дал газ. Разогнавшись до ста, он закурил и стал накручивать верньер приемника в поисках подходящей станции. Остановился на «Шансоне». Митяев пел про холодные, вмерзшие в снег машины, которые вдоль дороги ночуют, и эта песенка была как нельзя кстати. Я тоже закурил за компанию. А тут и Валерий Ильич стрельнул у меня сигарету. Так мы покуривали молча и думали каждый о своем. Я, например, думал о том, что неужели ж Хольский едет на вашу бывшую хату? Ведь там всякое может быть. Впрочем, на камикадзе он не похож.
– Отдал Гансу конверт? – негромко спросил Хольский.
– Ну да. – Я повернулся к нему. – А куда было деваться? Конверт и пистолет тоже.
– Правильно сделал. – Хольский затушил бычок в пепельнице, захлопнул ее. – В конверт-то небось заглянул? Пришел в больницу, меня нет, ты понял, что из-за конверта весь сыр-бор, ну и вскрыл его. Тем более там липкий клапан: открыл-закрыл, никто ничего не заметит.
– Все так и было, – сознался я.
– Я на твоем месте тоже бы заглянул, – хмыкнул он. – У тебя какие деньги с собой? В аптеку надо рульнуть. На «Соколе» у меня есть бабосы, рассчитаемся.
– Едем на Алабяна? – спросил я, доставая бумажник.
– Зачем на Алабяна? Мы едем на почту. Там у меня абонентский ящик. В ящике все, что нужно для жизни.
Водила насторожился, прислушиваясь к нашему разговору. Понять его было можно.
Я пересчитал наличку. В переводе на валюту было около трехсот долларов. Я занял пятьсот у Кости, чтобы раздать основные долги; часть успел раздать, часть еще нет. В самом начале Ленинградского проспекта мы остановились у аптеки «36.6», и я сходил за мазями, бинтами и таблетками, название которых под диктовку Хольского записал на сигаретной пачке. А на углу Ленинградского и улицы Щорса, в почтовом отделении № 35, я попросил у кассирши ключ от 59-го ящика. Она молча выставила передо мной пластиковый стакан с ключами, и через полминуты я уже выходил на улицу – с черной увесистой папкой под мышкой, которую выудил из ящика.
Потом мы рванули в сторону Пресни, и там, недалеко от зоопарка, у первого подъезда неприметной пятиэтажки на улице Красина, Хольский велел остановиться. Я рассчитался с водилой, машина уехала, а мы с Валерием Ильичом медленно, в обнимку, пошли на пятый этаж, отдыхая на каждой площадке.
– Квартира одной моей знакомой, – сказал он, доставая из папки брелок с ключами. – Она сейчас в Кельне… Открывай.
Это оказалась маленькая однокомнатная халабуда, чистенькая и светлая; окнами во двор. По всему было видно, что здесь живет одинокая женщина, большая аккуратистка и сторонница здорового образа жизни. В углу стоял маленький кеттлеровский тренажер, с антресолей торчали концы лыж.
Битый час я снимал старые бинты, отмачивая их кое-где теплой водой, смазывал места переломов мазью и бинтовал заново. Хольский кряхтел, но молчал. Потом я сбегал в магазин за продуктами и новым мобильным телефоном; Валерий Ильич заказал «Нокию» 6060, пришлось топать за ней в «Связной» к Киноцентру.
Вскоре мы пили чай с бубликами, и Валерий Ильич все не мог дозвониться до какого-то Жана: абонент был временно недоступен. Меня так и подмывало задать ему десяток вопросов насчет всей этой истории, но я задал один-единственный, который просто не мог не задать.
ebooksa