Пока смерть не разлучит нас

22
18
20
22
24
26
28
30

Он покивал, согласился, стало быть. Он ведь снова перестал с ней спорить. Опять стал давать деньги ее маме. Вновь стал прежним – милым, добрым и податливым. И еще он совсем-совсем перестал мечтать. Да и мечтать стало не о ком. Его мечтой была Виктория. А теперь…

Бобров поднес к губам чашку с остывшим кофе и поморщился. Отвратительный кофе готовила его юная смелая секретарша. И чай не умела правильно заваривать. И с сахаром до сих пор не определилась: куда и сколько. Бутерброды так он ей вообще не заказывал. Хлеб ухитрялась строгать, будто тупым топором. Вся приемная в крошках.

И как это у Виктории все так ловко и ладно получалось? Скорее бы уж она выздоравливала и возвращалась на свое рабочее место. Мечтать он о ней больше не станет, так хотя бы работать сможет по-прежнему плодотворно.

Прямо под его окна подкатила старенькая машиненка, затормозила резко, как не развалилась-то. И с пассажирского сиденья выбрался – кто бы вы думали – Грибов собственной персоной.

– Этого еще не хватало! – выдохнул с сердцем Бобров и тут же почувствовал, как задергалось, зачесалось правое веко, а к горлу подкатила горечь.

Видеть этого удачливого мента, которому досталось все теперь – и слава, и уважение, и внеочередное звание, и самое главное – Вика, Бобров не хотел. Он уже трижды игнорировал приглашения явиться к ним в отдел, отнекиваясь занятостью. Хорошо, что телефонными звонками приглашали пока, не повестками.

Вишь, вот теперь сам явился. Если Магомет не идет к горе, так, что ли, понимать?..

– Добрый день, позволите, Николай Алексеевич?

Симпатичная физиономия смотрела на Боброва не гневливо, а как будто даже виновато. Надо же, с чего это? А секретарша, интересно, где? Почему посторонние входят к нему в кабинет без доклада?

Ах, Вика, Вика, кому ты уступила свое место? А его место кому уступила? Этому смазливому и нахальному?

– Да, входите, – кивнул Бобров, отходя от окна к своему столу. – Присаживайтесь, Анатолий Анатольевич. Чем могу?..

И он тут же бросил озабоченный взгляд на часы и брови нахмурил, тем самым ясно давая понять этому мальчишке, что занят неимоверно и что на него у него нет времени. Он и рад бы, да никак, совсем никак.

– Я не займу у вас много времени, Николай Алексеевич, – улыбнулся Грибов, все поняв. – Я, собственно, пришел к вам для того, чтобы… Чтобы извиниться.

– Да ну!!! – Бобров чуть не присвистнул, но сдержался.

– Да, хочу лично извиниться перед вами за нелепые подозрения в ваш адрес. За те неприятные минуты, которые вам пришлось пережить, – заговорил Грибов, сомкнув длинные пальцы и уложив их на стол для переговоров. – Видите, в какую нелепую ситуацию можно попасть из-за запретных чувств.

– Что?!

Он снова отхлебнул из чашки и совершенно некрасиво подавился противным холодным кофе. Брызги полетели на пиджак, Маргарита теперь ныть станет. Но не в этом неприятность. А в том, как этот пацан смотрел на него. Снисходительно смотрел теперь на него этот паршивец! Снисходительно!!

– Мои чувства, Анатолий Анатольевич, совершенно вас не касаются, – противным скрипучим голосом проговорил Бобров, отряхивая пиджак.

– А вот и ошибаетесь, Николай Алексеевич, – весело возразил Грибов, облокотившись на стол для переговоров нагло и по-хозяйски широко. – Меня теперь все касается, что имеет отношение к моей Виктории.

– Вашей?! – фыркнул Бобров. – С каких это пор она ваша?!