– Хотела знать, был ли кто из тех двоих у нас прежде, а когда я спросила – зачем ей это, придумала какую-то ерунду. Ей, дескать, непонятно, почему женщина повесилась в туалете. А сама в тот вечер у нас не была!
– Она не говорила, откуда узнала об этом случае?
Рая заколебалась, и наконец, была вынуждена сознаться, что не помнит этого. Кажется, девушка сказала, будто до нее дошли какие-то слухи… Или она видела сюжет в криминальной хронике – ведь его, на беду, показали, и теперь многие приходят поглазеть на место происшествия…
– Мы бы обошлись без такой рекламы, – мрачно сказала барменша. – У нас тут кафе, а не пещера ужасов в Луна-Парке.
– Девушка представилась?
– Она назвала имя. Я хотела взять у нее телефон, но отвлеклась, а потом она ушла. Знаете, когда я стала ее расспрашивать, что это она так заинтересовалась самоубийцей, мне показалось, что Настя испугалась.
Своим звонком Рая достигла того, что ее вызвали для составления фоторобота. Возможно, если бы дело касалось лишь самоубийства, до этого бы не дошло, но в связи со смертью Чистяковой возникло слишком много вопросов, ни один из которых до сих пор не был решен. Не обнаружилось даже новых фактов – следствие располагало лишь теми, которые получило с самого начала.
Первые два мужа Чистяковой так и числились в розыске. На Черкизовском рынке, где восемь лет назад работал первый муж, удалось найти одну торговку, помнившую его. В ту пору она была простой продавщицей, работавшей «из процента», теперь сама владела несколькими прилавками. Она сразу узнала фотографию, назвала имя, но когда стали спрашивать о семейной жизни пропавшего, лишь развела руками и сказала, что скорее всего парень женился «на прописке». О жене никогда не упоминал, та ему в торговле не помогала, на рынок не приходила, вообще никак себя не проявляла. Толку от нее не добились.
Московские родственники и друзья второго мужа Чистяковой тоже дела не прояснили. Они склонялись к мысли, что Алексей женился не по страстной любви, а по какой-то другой причине, но по какой и что с ним стало – даже предположить не могли.
Следствие во Владивостоке также велось безрезультатно. Не нашлось ни единого свидетеля убийства. Из пассажиров, попеременно ехавших в одном купе с Николаем Рудниковым, обнаружили только двоих. То были мать и дочь, возвращавшиеся из Москвы, где они гостили у родственников. Те единогласно отозвались о нем как о скромном молчаливом молодом человеке, который все больше лежал на полке и читал газеты. Обе обратили внимание, что при нем не было никакого багажа, кроме барсетки и пакета. Когда Рудников выходил на станциях купить свежее чтиво и еду, то барсетку – по словам женщин, довольно объемистую – обязательно брал с собой.
– Он что-нибудь о себе рассказывал?
– Ничего. Даже удивительно! В дороге ведь всегда знакомишься… Мы пытались с ним поболтать, а он только – «да» или «нет». Угощали его домашними пирожками – не ел. Даже обидно было.
Вообще на соседок Рудников произвел далеко не такое приятное впечатление, как на проводницу. Правда, он не пил ничего крепче чая, не буянил, не лез с глупыми разговорами… Но девушка призналась, что ей почему-то было с ним жутковато.
– Не знаю, в чем дело… Только когда он лежал напротив, на полке, мне все время хотелось выйти в коридор. Вроде он был тихий… Но я старалась на него не смотреть. Какой-то он был… Загадочный.
– Что же в нем было загадочного?
– Не знаю. Я это чувствовала. Он как будто… – Девушка мучительно подбирала слова и вдруг выпалила: – Думал о чем-то плохом! Все время думал! И лицо у него было такое… Напряженное. Знаете, я как будто предчувствовала, что ему недолго осталось жить. Я вообще, знаете, обладаю такими способностями, даже ходила на курсы экстрасенсов…
Тему быстро замяли.
Что же касалось Федора Михайловича Чистякова, отца покойной, то его предпочитали больше не трогать. Было ясно, что старик ничего нового не скажет, по незнанию или по нежеланию – все равно. В последний раз, когда с ним пытались завести разговор на тему семейной жизни его дочери, он заявил, что в следующий раз попросту не откроет дверь следователю. Хватит с него! Невозможно выйти в магазин – на него смотрят как на зачумленного! Он сказал все, что знает. Стыдно терзать старого одинокого человека. Вот его записная книжка – получайте! Если следователь желает, он может позвонить всем родственникам и тянуть жилы из них, а он, Чистяков, покорнейше просит оставить его в покое!
При этих условиях свидетельство барменши представлялось достаточно интересным. Та еще раз щегольнула зрительной памятью, быстро составив фоторобот девушки.
– Нос немножко тоньше… Переносица тоньше. А рот подлиннее… И губы чуть поуже. Да, так. Стрижка короткая. На лбу волосы перышками. Темные. Глаза большие, почти круглые. Карие. Орехового цвета скорее. Симпатичная девушка, хотя не красавица. Ростом с меня. Да, теперь совсем похоже.