Книга предсказанных судеб

22
18
20
22
24
26
28
30

– Господи! Да неужели такое возможно!!! Умоляю, Колесникова, откуда это у тебя?

– Я разве не сказала? Это мне Шарль на днях передал – наследство внука от бабушки.

– Вот это ба-а-бушка! – почтительно протянул Алик, как он и предполагал, книга оказалась рукописной.

На первой же странице из тончайшего пергамента, предваряемый изумительной по красоте буквицей, шел аккуратный текст, выполненный черными чернилами довольно крупным, ровным почерком. Текста было немного, искусный цветочный узор обрамлял его так, что на странице оставались большие поля – маргиналии, покрытые узорами, до того мелкими, что нужна была лупа, чтоб их рассмотреть, но в то же время на удивление четкими. И буквица, и маргинальные рисунки дополнялись зеленым, синим, красным и золотым цветом. От времени краски нисколько не выцвели и оставались по-прежнему яркими, сочными. Вообще, сохранность книги поражала. Лишь кое-где по старому пергаменту страниц, наползая на текст или узор, проступали светло-коричневые разводы.

– Ты только представь, Поленов, кто-то, листая между делом книгу лет эдак двести назад, пил кофе и запачкал страницу, – предположила Ольга, указывая на пятна.

– Куда без перчаток! – остановил ее Алик. – Это фосинги! Невежа! Временные пятна. И никакие не двести лет! Вещь значительно старше.

– Пусть будет старше, – послушно согласилась Ольга и, размышляя вслух, продолжила: – Текст-то действительно на старофранцузском… И если вспомнить, что говорил Реформатский о процессе формирования современного французского, то вполне вероятно, что книга пришла к нам из какого-нибудь XVI века. А ты сам-то как думаешь?

– Пока никак. Надо смотреть, может, что-то в тексте попадется, – уклончиво ответил Алик, медленно листая книгу. – И сделай одолжение, сядь, не отсвечивай.

На следующей, раскрытой им странице оказалась изумительная по красоте иллюстрация. Поленов, не совладав с чувствами, выкрикнул:

– Нет, Колесникова! Это же просто что-то невозможное!

Как маргинальные узоры и буквицы, иллюстрация имела абсолютно первозданный вид, нисколько не потускнела от времени. Казалось, художник только закончил свою работу и свежие краски еще не успели просохнуть. На иллюстрации изображалась сцена из сельской жизни. Сложная многофигурная композиция показывала весь труд крестьянина в мельчайших деталях: полевая страда, сбор урожая, косьба, обмолот. На ярко-желтом пшеничном поле в различных позах застыли фигурки людей: косари с косами, погонщики волов подле повозок, крестьянки, срезающие серпами созревшую ниву, рядом на зеленом лугу пастухи с овчарками, загоняющие отару овец в овчарню. И над всей этой сельской идиллией в сопровождении свиты – феодал, хозяин, господин, облаченный в какие-то невообразимо роскошные одежды. Он сидит верхом на коне и пристально наблюдает за работой своих крестьян.

– У меня просто нет слов! – с трудом выдавил из себя дипломированный историк.

– Да уж, впечатляет! – поддакнула Ольга. – Особенно иллюстрации, правда же? Их тут много.

– Колесникова, ты не поверишь! Я даже в Ленинке такого не видел, когда сидел в отделе ценных книг! «Апостол» Ивана Федорова в сравнении с этой роскошью просто подпольное издание газеты «Искра».

– Ну, ты скажешь! Даже обидно как-то…

– Между прочим, ни для кого не секрет, что книги Ивана Федорова были бедно оформлены, дай бог, в две краски. Хотя, конечно, сравнение неправомочное. У него станок, а тут вещь рукописная.

– А переплетец-то каков! А? – продолжила Ольга, чувствуя, что показала книгу правильному человеку. Ей нравилось наблюдать за его реакцией.

– Фантастика! Сразу видно – французская работа! – с тем же воодушевлением откликнулся Алик и стал объяснять, что французские переплеты в свое время считались лучшими в мире, а еще про иллюстрации, которые раньше назывались «иллюминации».

– Только представь, какова должна быть кисть, чтобы добиться такой точности! – Алик снова погрузился в созерцание.

Постояв рядом, Ольга нетерпеливо ткнула его в бок: