— Да, — твердо заявила «Барби». — Красавчик. Прекрасная внешность.
— А я бы сказала — на любителя, — вдруг заявила черноволосая незнакомка. — Ничего личного, Стасик.
— Значит, у тебя никудышний вкус, — не оглядываясь, парировала моя оппонентка.
— Хорошо, — опять вступила в разговор преподавательница. — Я рискну утверждать, что так же субъективно его сейчас можно считать и прекрасным — рассматривая отстраненно, как, например, произведение искусства. Но давайте изменим условие. Что, если этот парень хладнокровно убил четырнадцать детей и их воспитательницу в детском саду? Станет ли он от этого менее красивым?
Я вздрогнула, «Барби» вытаращила глаза, а несчастный «подопытный кролик» удрученно покачал головой.
— Н-нет, — прошептала одна из кавээнщиц.
— Но мы уже никогда не сможем назвать его прекрасным, правда? — Елена Владимировна разочаровано поджала губы. — Давайте опять изменим условие. Террористы захватили детский сад. Наш Стас, рискуя собственной жизнью, пробрался внутрь и убил по одному всю банду — а их было, ни много ни мало, пятнадцать человек вместе с главарем. Дети спасены, родители благодарят, о Стасе пишут газеты. Что изменилось — все то же убийство пятнадцати человек. Все тот же красивый парень. Можете ли вы считать его прекрасным теперь?
— Опять-таки, субъективно, — сказала я. — Жены террористов, например…
— Ладно, — резко перебила меня эстетичка. — Все дело в том, что красоту можно усмотреть во многом. Красота многолика и, часто, губительна. Если вспомнить легенду о завоевании Трои, то этот город погубила именно внешность Елены Троянской. Но красота не тождественна прекрасному — это понятие более широкое. И до сих пор соотношения природного и общественного, субъективного и объективного в прекрасном — одна из главных проблем эстетики. Ведь восприятие его нами действительно зависит от многих дополнительных факторов, опыта и знаний, — в светло-серых глазах Елены Владимировны блеснула странная искра, она повернулась и медленно пошла назад к кафедре. — А красота… она бездушна сама по себе. Спасибо, Стас. И извините за такие примеры. Итак, давайте вернемся к…
Мой приятель продолжал стоять, вытянувшись по струнке, будто загипнотизированный ее немигающим взглядом и тихой, вкрадчивой речью. Я дернула его за руку.
— Вот это да… — выдохнул он. — Не пойму, что в ней такого есть, но даже та чушь, которую она нагородила, выглядит убедительно.
— Ну, не знаю, как насчет эстетики, но с психологической точки зрения она вела себя не совсем корректно, — недовольно пробурчала я. — Даже если ты поразил ее, выделять тебя так — некрасиво по отношению к другим парням.
Стас хотел что-то возразить, но в этот момент в коридоре послышался привычный шум перемены и, взглянув на часы, Елена Владимировна спешно попрощалась с нами. Я быстро побросала в сумку тетрадки — пора бы хоть что-то перекусить. Первая пара — настоящий кошмар: вставать рано, позавтракать некогда, даже накраситься не успеваю. А в кафе на первом этаже сейчас начнется настоящий аншлаг.
— Ай!
Я резко остановилась. «Барби», застывшая с выражением жуткого оскорбления на лице, тут же начала рассматривать ткань своего рукава.
— Чертовы значки! — через пару секунд возопила она, указывая на залепленную разными прибамбасами мою сумку. — Цепляются! Смотреть надо, куда прешь! Если б ты только мне платье порвала… Хоть представляешь, сколько оно стоит?! Это ведь…
— Хм… Извини, не специально, — я спрятала старую джинсовую сумку за спину. Согласна, на ней действительно слишком много разных значков и они жутко за все цепляются. Надо остепениться и поснимать их… не эмо же я, в конце концов.
Тем временем, наши любопытные одногруппники уже затаили дыхание в предчувствии продолжения горячего «эстетического» спора.
— Хотя… даже если назову бренд, ты вряд ли слыхала. С таким-то вкусом!
Я брезгливо поморщилась. Не хватало мне еще ссоры с гламурной кисой.