– Не знаю, – честно признался Иван. – В разговоре со мной Муромцев назвал его перстнем царя Соломона и дал понять, что это очень дорогая вещь. Но ничего похожего в квартире Маркеловой мы так и не обнаружили.
– Перстень царя Соломона, говоришь? – задумчиво протянул Игорь.
– Ну да. Мы уже всю башку сломали, что он имел в виду. У нее на руках, конечно, брюлики были и в шкатулке с драгоценностями тоже, но такие обычные, как у всех. Трехмиллионный кредит ими не закроешь.
– Что ж, пожалуй, я могу рассказать тебе, кто такой царь Соломон, – Игорь широко улыбнулся.
– Я и сам в курсе, – обиделся Иван. – Чай, не лаптем щи хлебаем. Историю проходили.
– Нет, брат. Это другой царь Соломон. О нем пока история умалчивает. Он широко известен исключительно в узких кругах. Но если ты хочешь, я тебя с ним познакомлю, – заявил Игорь и расхохотался в голос, увидев недоуменные лица собравшихся за столом. – Соломон Яковлевич Бернштейн – оч-чень известный ювелир. Ему сейчас уже под восемьдесят, но глаз у него все так же зорок, а руки точны. Он делает изумительнейшие вещи, элитные, которые просто так не купишь ни в одном магазине. Кстати, девушки, именно с его любезного разрешения я одалживал инструменты, чтобы провести среди вас лабораторное занятие по бриллиантам.
– Бернштейн… – протянула Инка. – Ну надо же, никогда не слыхала. На Бернштайна похоже, – и, покосившись на Ивана, уточнила: – Композитор был такой, американский.
– Ну да, – кивнул головой Бунин, – откуда простому менту знать про Леонарда Бернштайна, композитора и дирижера. Того самого, который написал музыку к «Вестсайдской истории», основал американскую Оркестровую академию и подарил свою дирижерскую палочку Владимиру Спивакову. – Глаза Иришки запылали восторгом, Инна пристыженно прикусила язык, Алиса засмеялась, а Иван нетерпеливо обратился к Игорю: – Продолжай, пожалуйста.
– Так что тут продолжить, – пожал плечами Стрелецкий. – Работает Соломон Яковлевич на дому, заказы берет только от знакомых. Все у него совершенно легально, не в том он возрасте, чтобы баловаться с Уголовным кодексом, но правоохранительные органы он жалует не сильно. Я сейчас ему позвоню, и мы с тобой к нему съездим, чтобы ты смог задать ему свои вопросы. Только одна просьба: особо старика в материалах дела не свети.
– Не вопрос, – согласился Бунин. – Мы с Меховым что-нибудь придумаем, не будут твоего царя Соломона в управу таскать. Поехали.
Игорь сделал нужный звонок, и они с Иваном уже направились было к выходу. Но в глазах Инны читалась такая мольба, что Игорь сжалился и, повернувшись к Ивану, спросил:
– Ты не против, если мы наших любопытных дам возьмем с собой? Это же визит в гости…
– Как скажешь, – скрипнул зубами Бунин, – только некоторых особенно любопытных дам я попрошу держать язык за зубами, как во время визита, так и после!
– Хорошо, – смиренно ответила Инна.
Соломон Яковлевич Бернштейн внешне вполне оправдывал свои паспортные данные.
Сухонький старичок с горбатым носом и роскошной седой шевелюрой, которой позавидовали бы многие сорокалетние мужики, внимательно осмотрел незваных гостей из-под кустистых бровей а-ля Брежнев.
Дамам, как и положено, перецеловал ручки. Игоря обнял и хлопнул по спине. Бунину сухо пожал руку.
– Или Бернштейн на старости лет таки заинтересовал правоохранительные органы, или я ничего не понимаю в людях, – заметил он, сделав приглашающий жест в сторону гостиной. – Моя жена Циля, земля ей будет пухом, покойнице, всю жизнь твердила: «Моня, за тобой придут!» Я ей всегда объяснял, что, как Остап Бендер, свято чту Уголовный кодекс, но вы же знаете, что такое спорить с женщиной. Не при вас, прекрасные дамы, будет сказано. Чай, кофе?
– Чай, Соломон Яковлевич, ваш, фирменный, – откликнулся Игорь, а Бунин буркнул:
– Мы так-то по делу.