Нет ничего! Все сказка, вымысел! Надо уходить. Зачем ждать рассвета? Только вот гарь манит. Опять ведь обманет, потому что все давно проверено-перепроверено, чертов пепел просеян едва ли не через сито вот этими самыми руками. Пустые надежды, глупые, а ноги не слушаются, несут к проклятому месту.
Черные ели расступаются с недовольным скрипом, колючие лапы зло царапают затылок, не желают пускать. И ноги по колено в пепле. Шаг – облачко. Шаг – облачко. Только посмотреть, одним глазком взглянуть на чудо, обернувшееся пустышкой, мороком.
Идти тяжело из-за пепла. Откуда его здесь столько? Откуда он вообще берется?!
Не важно! Сейчас, на излете этой подлой ночи, уже все не важно, но идти нужно до конца, чтобы не в чем было себя упрекнуть.
Мертвое дерево черной громадиной. Растопырило обгорелые ветви, как для объятий. А из-под пепельного пласта зеленым лучиком пробивается надежда. Свет слишком слабый для блуждающего огня, но в самый раз для одной маленькой занятной штучки.
Сердце стучит набатом, и руки дрожат от радостного предчувствия. Только бы не ошибиться, не обмануться в который уже раз.
Серебряный ключик огнем обжигает ладонь, не признает, не желает себе другого хозяина. Да только не ему решать! Сжать руку крепко-крепко, до боли, любоваться просачивающимся сквозь пальцы ведьмовским светом.
Вот она – гарь! Вот самая темная ночь! Вот ключ! Дальше что? Ждать? Искать? Как оно будет? И будет ли?..
Закрыть глаза, прислушаться. К себе, к лесу. Не спешить, дождаться знамения. Оно должно быть. Как же по-другому!
Тяжело. В голове – гул, колени дрожат, ключ жалит зеленым огнем, и земля ходуном…
Земля ходуном! Начинается!
Открывать глаза страшно, но надо. Столько всего пройдено, столько грехов за душой. Чего уж теперь бояться?
И вот оно, чудо! Там, где все копано-перекопано, с металлоискателем пройдено, свет из-под земли. Поднимается все ближе и ближе, светит все ярче и ярче. Блуждающий огонь под самыми ногами, тянется к серебряному ключику, чувствует нетерпение нового хозяина.
Ждать нет никаких сил. Лопата вонзается в землю, подпрыгивает в руках от нетерпения, как живая. Стук гулкий, как в запертую дверь. Вот он и нашелся, сам в руки пришел. Значит, не сказки, значит, правда все. И награда за терпение вот она, прямо под ногами.
Не сундук, как думалось. Хуже и страшнее.
Гроб… Грубый, почерневший от времени, но все еще крепкий, словно сделанный на века. А может, и на века. Кто же знает, как оно…
Поддеть крышку лопатой, приналечь. Тяжело, и сердце стучит гулко от натуги, а руки дрожат мелкой дрожью. Еще чуть-чуть, самую малость…
Крышка падает, поднимая в воздух столб пепла, набрасывает на лицо серую кисею, и то, что видится сквозь эту кисею, страшно…
Золото, самоцветы, кубки, шкатулки-шкатулочки – много всего, почти до самых краев, а на всем этом богатстве немым стражем – человечий скелет. Черные от золы кости, когтями скрюченные пальцы, череп скалится недоброй ухмылкой, наблюдает провалами глазниц, выжидает, хватит ли решимости покуситься на его богатства.
Небо у горизонта едва светлеет. Скоро придет конец этой ночи. Не все ее переживут, но так всегда было… Самая темная ночь требует жертв. Он тоже принес жертву, и не одну, чтобы наверняка, чтобы у того, кто хозяин всему этому, не возникло сомнений в его преданности. Чтобы был он щедр и милостив.