Палач. Костер правосудия

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

Беатрис де Вигонрен неподвижно встала перед высокой дверью приемной, которая после кончины ее супруга почти не использовалась, а отапливалась и того меньше. Всякий раз, оказавшись здесь, она вспоминала о грандиозных застольях, пирушках, веселье и танцах, немного экзальтированных труверах, напыщенные стишки которых очаровывали дам и заставляли кавалеров фыркать в ладонь. Тогда она была такой молодой, такой очаровательной… И такой влюбленной. Франсуа, ее Франсуа, какой прекрасный образчик сильного человека! Франсуа обожал жизнь, любовь, женщин – без сомнения, и других, совсем немного, – охоту, праздники… Она же чувствовала, что сердце готово выпрыгнуть от радости, когда ночью он приходил в ее апартаменты. Какой любовник! Какой чудесный любовник! Она обвивалась вокруг него, а он шептал ей на ухо:

– Мой нежный дрозд…

Она надувала губы и возражала тонким жеманным голоском:

– Но вы же их едите, Франсуа!

– О, я вас только немного погрызу, моя душенька!

Ей так его не хватало… Беатрис часто думала о том дне или той ночи, когда он испустил свой последний вздох. Она улыбалась при мысли, что уже совсем скоро присоединится к нему. Но следующая мысль умеряла теплоту, которую вызывала такая перспектива. Эта подлая мерзавка Маот не сможет ускорить ее встречу с Франсуа. Она сама себе в этом поклялась. Ну уж нет!

* * *

Войдя в большой зал, Беатрис снова обрела величественное спокойствие, смягченное некоторой долей любезности. Фирмен Гуард ждал ее, сидя на длинной скамейке у стола. Приблизившись, она уставилась на него долгим внимательным взглядом, не говоря ни слова. Краска залила толстые щеки фермера; он вскочил, сдергивая с головы войлочный колпак, и сложился в поклоне.

– Приветствую, мэтр Гуард. Я немного знала вашего отца.

– Который говорил столько хорошего о вас и вашем супруге.

– Не сомневаюсь в этом ни одного мгновения, – заметила баронесса с колкой иронией. – Итак, насколько я поняла, мои земли причиняют вам какие-то затруднения?

Лицо фермера печально вытянулось, как у человека, который только что похоронил всех своих детей.

– Ох, да, это так, мадам баронесса. Уж такие затруднения…

– В самом деле?

– Истинно так. Такой град выпал! С перепелиное яйцо! Всю полбу побило[179].

– В марте град побил колосья? Черт возьми, я и не знала, что в наших краях растет такая скороспелая полба!

Раздосадованный, Гуард опустил голову. Он надеялся обстряпать дельце, полагая, что перед ним женщина, которая не отличит курицы от яйца, а в результате сел в лужу. Голосом, полным сдержанного гнева, баронесса произнесла, четко выделяя каждое слово:

– Любезный, нехорошо вешать мне лапшу на уши. У меня нет недостатка в арендаторах, и я могла бы выкинуть вас со своей земли, обеспечив репутацией жулика.

– О… мадам…

– Что «мадам»? Для вас это синоним слова «дура»?

– О, с полным моим почтением, никогда, совсем никогда… – забормотал Гуард, которому все больше становилось не по себе. – Однако я беседовал с вашим зятем на прошлой неделе, и он, судя по виду, со мною согласился…