Палач. Костер правосудия

22
18
20
22
24
26
28
30

– Истинная правда. Какой это будет восхитительной миссией для меня – быть смиренным помощником, которому дарована великая милость разделить ваше тяжкое бремя…

Разумеется, Ногарэ питал недоверие к этому молодому человеку. Он повидал уже столько предателей, что появление этого ничего не добавило. Никакие льстивые слова и почтительные ужимки не могли его обмануть. А что, если Карл де Валуа спешно послал Эмиля Шаппа, чтобы удостовериться, что Ногарэ присматривает за ним? Решив немного схитрить, он объявил:

– Бремя, которое с такой сердечностью разделяет монсеньор Карл, желающий своему брату только добра. Во всяком случае, Карл де Валуа – человек чести и человек действия. Низости тех и других его не касаются, настолько они противны его благородному происхождению. В сущности, наша миссия состоит в том, чтобы защищать обоих братьев от злокозненных змей, что извиваются и шипят в их ближайшем окружении, но братья в своем бесконечном благородстве и великодушии не замечают этого.

Ногарэ сказал это, сочтя, что настал подходящий момент, чтобы немного встревожить молодого человека.

– Тем более, – продолжал он, – что на своем опыте я имел возможность много раз убедиться: даже самые могущественные не любят даже допускать мысли, что добрый друг, храбрый товарищ, мудрый советчик или даже преданный слуга – с виду такой близкий человек – на самом деле оказывается не более чем презренным льстецом. Они очень ловко притворяются перед ними. Еще одна важная причина, чтобы уберечь их от такого унижения. Таким образом, я уверен, что если монсеньором Карлом пытается вертеть его собственный бальи шпаги, да к тому же еще и против интересов брата-короля, полагаю, он был бы вам признателен, если б вы предостерегли его от серьезной ошибки. Даже не допуская и мысли о подобном.

Эмиль Шапп понял подтекст и подумал, что ему только что преподали урок высшего политического искусства. Мессир де Ногарэ – единственный, кто должен быть в курсе происходящего. Для всего остального мира, что бы ни произошло, Карл де Валуа будет невиннее новорожденного младенца, введенный в заблуждение лживыми словами, до того момента, когда мессир советник примет какое-то другое решение. Политика – какое это чудо, если ты достаточно хитер, чтобы избежать бесчисленных ловушек!

– До скорой встречи, Шапп. Вы мне кажетесь человеком с будущим. И если что-нибудь приводит вас в замешательство или тяжким грузом ложится на сердце, без колебаний приходите с вашими переживаниями ко мне. Моя дверь открыта для вас. А потом я подберу своему неловкому секретарю какое-нибудь другое занятие.

Гийом де Ногарэ милостиво растянул губы, что должно было сойти за улыбку. Шапп понял: он только что стал шпионом советника при монсеньоре де Валуа.

* * *

Наконец оставшись один, Ногарэ принялся размышлять. Интересуется ли Валуа Жаном Бретонским, с которым связан через свою дочь? И какова причина этого интереса? Конечно же, здесь речь не идет о нежной привязанности. Интересно, какая хитроумная комбинация рождается в расчетливом, но не особенно проницательном разуме брата короля? Другими словами, что он так надеется заполучить?

12

Ножан-ле-Ротру, октябрь 1305 года.

В то же самое время

Примостившийся под самым замком в начале улицы Сен-Жан, дом Антуана Мешо был опасно наклонен в сторону. Хозяин дома принимал пациентов на первом этаже. Дверь тесного жилища, состоящего, должно быть, не более чем из двух комнат, была приоткрыта. Ардуин толкнул ее и вошел. Двое терпеливо дожидались, стоя перед крохотным кабинетом, – женщина с ребенком семи или восьми лет. Мальчишку душил ужасающий приступ кашля, от которого кровь приливала у него к лицу.

Венель-младший снова вышел из тесной комнаты, решив подождать снаружи, чтобы не наглотаться болезнетворных миазмов[114]. Он принялся наблюдать, как движутся туда и сюда нагруженные ободранными кровавыми тушами тележки – ручные и запряженные лошадью. Улица Мясников была совсем близко отсюда. Как он сможет зацепить Антуана Мешо? Тем более чтобы не повредить бальи Ножан-ле-Ротру и не добавить ему хлопот. Арно де Тизан велел ему действовать как можно более скрытно. Ги де Тре намекнул, что желает помощи помощника бальи Мортаня, но так, чтобы его собственная неспособность вести расследование не стала достоянием молвы.

Ладно! Он что-нибудь придумает, когда начнет разговаривать с ним. И это будет довольно скоро.

Женщина с обеспокоенным лицом вышла на улицу, таща за руку маленького худенького мальчика, которого мучил приступ сухого кашля.

– Мой маленький храбрец, – произнес рядом с Венелем-младшим тот, о ком он только что думал. – Значит, надо возобновить лечение… Мессир?

У доктора были густые седые волосы до плеч. В своем преклонном возрасте – явно добрых пятьдесят[115] – он выглядел вполне бодрым. Его лицо в сетке тонких морщинок буквально излучало мудрость и доброту.

– Мессир доктор, я чужой в вашем замечательном городе и когда-то был пациентом Лалуе де Мортань, который недавно скончался.

– Прекрасный человек, настоящий эскулап, я его хорошо знал, – начал Антуан Мешо скорбным тоном. – Я присутствовал на его похоронах. Какая потеря для медицинского искусства, хотя Жан Фовель из Брево, бесспорно, наилучший практикующий врач в наших краях.