Палач. Костер правосудия

22
18
20
22
24
26
28
30

– Каких же?

– Да я ручаться[136] готов, что этот палач, этот мучитель детей умен и что он ужасный развратник. Нет, это не какой-то бродяга или пьяница, у которого в мозгах плещется скверное пойло, не…

Антуан Мешо прервал свою речь, пока девочки собирали тарелки и ставили на стол толстую доску для мяса, на которой были разложены порции кроличьего рагу[137]. Воспользовавшись паузой, Антуан Мешо наполнил стаканы вином.

Слово «палач» в применении к кровавому убийце задело Ардуина. За исключением вовсе уж особых случаев дети не подвергались пытке по решению суда. С другой стороны, он ведь тоже лишал жизни приговоренных. Вдруг преувеличенное внимание Бланш показалось ему невыносимым. Он сердился на нее за это и думал, что если женщина хотя бы догадывалась о его занятии, она бы его тотчас же оттолкнула с презрением и не стала бы разглядывать с таким интересом, как сейчас, с самого момента его прибытия. К тому же цель его посещения вовсе не была надуманной. Честно говоря, погребальную церемонию по нему самому справили, еще когда он только появился на свет. Как только Ардуин издал первый в жизни крик и, открыв глаза, увидел мир, он уже был прокаженным, мертвым для всех прочих людей. Он боролся против охватывающей его злобы, ругая себя, но что толку? Впрочем, в подобных мыслях для него не было ничего особенного или неожиданного… Фраза, произнесенная доктором сразу, как только маленькие служанки удалились, вернула его к действительности.

– Очень жестокий способ.

– Это как?

Бланш сделала первый глоток и заметила:

– Не правда ли, Берта немного перестаралась с виноградным соком?[138]

– Нет, что вы, блюдо просто восхитительно! – возразил мессир Правосудие, не глядя на женщину. – Вы говорите, очень жестокий способ? – переспросил он доктора.

– Так и есть. Двенадцать детей были похищены, их удерживали в неволе, а затем убили. При этом никто ничего не видел и не слышал, в то время как все уже давно пребывают в тревоге и вряд ли что-то может остаться незамеченным.

– В самом деле?

– Хм… мессир Венель, все это, разумеется, должно остаться между нами.

– Клянусь своей душой и честью!

– Хорошо. Итак, мессир бальи получил великое множество доносов – конечно, анонимных и, скорее всего, нацарапанных рукой уличного писца. Большинство были проверены. За исключением тех, что носили уж вовсе резкий характер, они были полны дикой ненависти или откровенного безумия. Ни в одном из этих посланий не нашлось никаких полезных сведений. И вот что меня поражает. Ножан-ле-Ротру не является настолько большим или перенаселенным городом, чтобы этот безбожный убийца мог оставаться совершенно незамеченным. Особенно – совершив двенадцать настолько омерзительных убийств.

– Вы считаете, что это какой-то приезжий? – подытожил Ардуин.

– Сомневаюсь, именно по вышеизложенным причинам. Приезжий сразу оказывается на виду, особенно если его замечают достаточно часто.

– А что вы скажете о жителе Ножана, живущем неподалеку от города и утаскивающем несчастную добычу к себе в логово?

Антуан Мешо начал жевать пищу с преувеличенным старанием. Бланш снова вступила в разговор:

– Мы пришли к тому же самому предположению, мессир.

Раздражение Ардуина по отношению к ней моментально исчезло. Теперь он чувствовал, насколько несправедливым и неуместным оно было. Множество женщин – молоденьких и в более зрелом возрасте, – не зная, кто он такой, давали ему понять, что обходительность и нежная настойчивость с его стороны не является для них неприятной. И он сам умертвил ту единственную, кто потряс настолько, что мысль о ней преследовала его днями и ночами. Женщина, для которой он стал «лицом бесчестья». Мари де Сальвен…