Я киваю. Замечание, в общем, справедливое. Вернёмся к нашим баранам, как говорит Надя Леман.
– Что же, Михаил Евгеньевич, вы правы. Вернёмся к вопросу об убийствах. Сотрудники милиции лейтенант Супруненко, сержант Сизов и старший лейтенант Гришин убиты четыре дня назад. Случайно не в тот ли день вам понадобилось оказывать медицинскую помощь своему брату?
Овсянников-младший смотрит с удивлением. Я не тороплю его с ответом.
– Вы хотите сказать, что… мой брат был ранен одновременно с вашими сотрудниками?
– Вы совершенно точно поняли меня, Михаил Евгеньевич. Именно – одновременно. Более того, в том же самом месте.
Овсянников смотрит на меня напряжённо:
– Вы же не хотите сказать, что…
Он замолкает. После небольшой паузы я киваю ему:
– Смелее, смелее, Михаил Евгеньевич. Вы имели в виду, что ваш брат стрелял в наших сотрудников, не так ли?
Овсянников наклоняет голову, смотрит на меня исподлобья:
– Я вам не верю.
– А если я скажу, что по крайней мере одна из пуль, которые вы вынули из своего брата, была выпущена мною – поверите?
– Вы пытались убить его?!
– Хотите сказать, что мы, коррумпированные милиционеры, напали на вашего брата?
Овсянников отворачивается:
– Докажите всё, что вы только что сказали.
Пожимаю плечами, вынимаю данные баллистической экспертизы, кладу перед ним.
– Вы, помнится, военный врач? Вам не надо объяснять, что это такое?
Овсянников молча нагибается над документами, внимательно изучает их.
– Здесь две пули, а вы говорили про трёх убитых.