Краплёная

22
18
20
22
24
26
28
30

– А, Андрюша? – облекая свои мысли в слова, заговорила Катя. – Где бы ты сейчас был, если бы я не провела в клинике четыре месяца?

Несколько мучительно долгих минут он продолжал лежать молча. Она даже подумала, что он уснул. Наконец, Андрэ сел в кровати, развернувшись к ней лицом и подобрав к подбородку колени.

– Как долго ты намерена истязать себя, Катюша? Неужели этот комплекс останется при тебе на всю жизнь? Ты хочешь знать, где бы я был? Отвечу: Наверняка не в твоей постели. Окажись я с тобой, прежней, в одном купе, я скорее всего не вылезал бы из вагона-ресторана, пережидая, когда ты сойдешь. Увы, мы – люди, воспринимаем друг друга, в первую очередь, через наши оболочки. Так уж мы, видимо, устроены. Особенно мужики. Как часто пустая, самовлюбленная и ограниченная самка хватает, не считая, все звезды с неба только за то, что Бог завернул ее внутреннее убожество в красивую упаковку… Ты не возражаешь, если я закурю?

Затянувшись сигаретой, он продолжал:

– Ты подправила изъяны природы? Ты нашла силы и средства сделать это? Великолепно. Так найди теперь в себе силы забыть обо всем, что было «до». К той Кате возврата нет. Ее больше не существует в природе. И уничтожила ее ты сама. Прими это и успокойся.

Не мне тебе объяснять, что все мы, в той или иной степени, носим маски, цель которых приукрасить себя в глазах других, скрыть свои пороки и недостатки, казаться лучше, чем мы есть на самом деле. Зачастую люди надевают маски, чтобы обмануть других, причинить им зло, завладеть их имуществом или их любимыми. Супруги, изменяя друг другу, дома и на людях носят маски добропорядочности и верности. Их несовершеннолетние дети, крадущие подшумок из их кошельков деньги, успевшие попробовать на стороне все запретные плоды жизни, перед родителями носят маски невинных созданий. Подчиненные, ненавидящие своих начальников, сжигающие себя изнутри черной завистью, на службе носят маски преданности и смирения. Иные священники, предающиеся чревоугодию и разврату, на время службы в церкви надевают для своих прихожан маски святости и непорочности. Продолжать или достаточно?

Катя молча слушала, не мигая глядя перед собой.

– Ты тоже, ангел мой, и сейчас продолжаешь менять маски, – снова заговорил Андрэ. – За то время, что я тебя знаю, ты их сменила уже с десяток. И, представь, в этом есть свой шарм. Своя загадка, которую непременно хочется разгадать. Ну а это… – Он ласково провел ладонью по ее лицу. – Да, Господи, в наш век каждая вторая женщина, у которой находятся средства, и каждая первая актриса бежит делать пластическую операцию. Для них это стало нормой жизни.

Но, я уверен, ни один виртуоз-хирург не сможет подарить своей пациентке такие глубокие, как осеннее небо, глаза, такую лебединую шею, если у нее ее не было, такие длинные, стройные ноги и такую восхитительно нежную кожу, от которой не хочется отрывать губ. Это твоё, Кэтрин. Это ты!

Андрэ сполз на пол и, стоя на коленях, начал покрывать влажными, сводящими с ума поцелуями ноги Кати, ее всю. Они снова бросились в объятия друг другу. К их любовным играм подключилось проснувшееся солнце, ласкавшее своими длинными нежными лучами их обнаженные тела.

– Какая интересная у тебя родинка на груди, – заметил он, глядя на распластавшуюся в изнеможении Катю. – Как-будто кто-то специально вычертил ромбик.

Она поспешно натянула на себя одеяло.

– Чего ты испугалась? Очень даже симпатичная родинка. А я только собрался ее поцеловать.

«За эту родинку меня однажды окрестили «Крапленой», – вспомнила Катя и помрачнела.

– Я ужасно хочу спать, Андрэ. Уже совсем рассвело.

– И я тоже. Иди ко мне. Положи голову мне на плечо – я буду твоей подушкой, и уснем вместе.

Перспектива уснуть вместе Кате не очень-то улыбалась. Она была уверена, что наличие мужского тела в ее постели будет раздражать ее. Но смолчала. Не хотелось портить настроение Андрэ после всего, что между ними было. И Катя покорно приникла к нему, щекоча ему лицо волосами.

Ее опасения не оправдались. Не прошло и нескольких минут, как оба они уже крепко спали. Это был пятый день пребывания Андрэ в Москве. А потом начался «медовый месяц» протяженностью в одну рабочую неделю. Днем они гуляли по Москве, посещали выставочные залы, музеи, вечерами ходили в театр – Малый, Художественный, Моссовета, Маяковского. Насытив таким образом глаза и душу, ночь они посвящали празднику тела, погружаясь в сладкий мир наслаждений.

Один из этих дней Катя с Андрэ целиком провели в Архангельском. День выдался теплый и солнечный. Катя оделась по-дачному – джинсы, кроссовки и T-shirt. Андрэ последовал ее примеру. Проехав километров 15 по Волоколамскому шоссе, они свернули на Ильинское. Деревни и луга сменились густым лесом, левая часть которого была забрана нескончаемой изгородью, белевшей на фоне сплошной зелени кирпичными крашеными столбами. Оставив машину на стоянке, Катя повела Андрэ к добротным воротам. Но усадьба-музей графа Юсупова по непонятной причине оказалась закрытой.

– Ну вот. Столько ехали и зря, – расстроилась Катя. – Не знаю, как ты, а я так легко сдаваться не собираюсь.