Задушевно и интимно играл на сцене квартет. Танцующих становилось все больше. Шампанское кружило голову. Катя снова почувствовала себя школьницей, умиравшей от желания потанцевать с НИМ, но умом понимала, что даже если он сам предложит, соглашаться ни в коем случае нельзя. По правилам затеянной ею игры, она для него личность, стоящая на несколько порядков выше на пирамиде частного бизнеса. А следовательно и танцевать ей с ним не пристало. К счастью, истязание музыкой кончилось. Настало время вечернего шоу. Марк откинулся на спинку кресла и, как показалось Кате, забыл о ней, целиком отдавшись созерцанию полуголых красоток, дрыгавших всеми частями тела в полуметре от них. Беспорядочно метались лучи прожекторов, в которых особенно четко видна была пыль, поднимавшаяся от сцены. Ноздри Кати улавливали запах пота от разгоряченных тел танцовщиц. «Ну прямо как на ипподроме», – подумала она, поморщившись.
Воспользовавшись тем, что ее экс-возлюбленному сейчас было не до нее, Катя принялась обдумывать дальнейший план действий. Ей необходимо было завлечь его в свой номер. Вопрос лишь в том, когда это лучше сделать. По идее, форсировать события не стоило. Можно только испортить все дело. Но с другой стороны, такого удобного случая может больше не быть.
– Я бы выпила еще шампанского, – перекрикивая музыку, потребовала она.
– Великолепная идея. И я тоже. – Не отрывая глаз от лоснящихся тел, Марик поднял руку и щелкнул пальцами.
А когда официант, услужливо открыв перед ними следующую бутыль, разлил шампанское по бокалам, он так же отключенно поднес свой к губам и в мгновение ока осушил его. Официант, не успевший даже отойти, снова наполнил ему бокал.
«Пей, голубчик, пей. Не стесняйся», – наблюдая за ним, усмехалась Катя.
Варьете, наконец, кончилось – улеглись клубы пыли, рассеялся запах ипподрома, смолкла канонадоподобная музыка. Катя облегченно вздохнула.
– За наше знакомство, Марк Львович. И за наше будущее плодотворное сотрудничество.
– Прекрасный тост, Галина Александровна. Уверен, наша встреча не случайна. Она принесет золотые плоды.
Они снова выпили.
– Вы как жарптица появились на моем небосклоне. Вы… – все больше распалялся наглюкавшийся владелец двух Аделин.
– Нет уж постойте. Давайте разберемся. Во всем должна быть ясность, – перебила его Катя. – Если речь идет о золотых плодах, приминительно к птице, то значит это золотые яйца. А кто в русском фольклоре несет золотые яйца? Курочка Ряба. Выходит, вы меня, Марк Львович, курицей обозвали!
Он осоловело уставился на нее, не врубаясь, куда она клонит и зачем. Шутит, или он и впрямь ее чем-то обидел. В конце-концов Катя звонко рассмеялась, разрядив напряжение. Извинившись, она поднялась и попросила официанта проводить ее в дамскую комнату. Здесь Катя привела в порядок волосы, подпудрила нос и щеки.
Столичная курица-жарптица оказалась редкостным собутыльником и, в полночь, покидая ресторан, Марику приходилось прилагать немалые усилия, чтобы удерживать себя в вертикальном положении. Вайс-президент была настолько любезна, что сама села за руль. Они благополучно добрались до ее гостиницы. Он с трудом выбрался наружу и, обогнув машину, открыл перед ней дверцу.
Катя спустила ногу… Ее вдруг качнуло – то ли каблук попал в выбоину в асфальте, то ли шампанское ударило в голову – и, потеряв равновесие, она уперлась лицом в его грудь.
– Извините, ради Бога, – смущенно пробормотала она, отстраняясь. – Кажется, я тоже опьянела. Этак мне самой и до номера не дойти. Перебрали мы с вами, Марк Львович. Ой, перебрали.
– Плохой я буду джентельмен, если не провожу девушку до места, – отозвался тот.
Забыв запереть машину, Марк не без труда поймал локоть Кати и повел ее ко входу в отель. Он сгорал от стыда, что его так развезло, и ничего не мог с собой поделать. У двери ее номера он уже собрался было откланяться, когда перехватил ее испуганный взгляд, устремленный на лацкан его пиджака: Взглянув себе на грудь, Марк увидел четкий отпечаток губ, оставленный помадой. Недоуменно хлопая глазами, он смотрел то на пятно, то на Катю.
– Наверное, это случилось у машины, когда я оступилась, – виновато сказала она.
– Ничего, – пробормотал он, расстроенно. – Жена отстирает.