Реакция была странной. Фишер рассмеялся.
– Когда же вы поумнеете, господа следователи! Вот так, за здорово живешь, взяли и обвинили человека в самом страшном грехе, на пустом месте! Думаю, вы обо мне все знаете, и шить мне мокруху – дело неблагодарное. Только время потеряете.
– Хотите играть в несознанку? Дело ваше. Получите по полной программе, – сказал Хитяев.
– А вы хотите, чтобы я признался в том, что, намечая жертву, давал сведения лохотронщикам, потом убивал их и стриг с этого купоны? Но так можно любого обвинить! Вся Москва играет на этих скачках. Ситуация мне понятна до мелочей, я даже вас понимаю, но вы тыкаете пальцем в небо, авось повезет. Выберите для этой цели другого лоха. Со мной ваши фокусы не пройдут.
– Но мы ведь тоже не лохи! – усмехнулся Трифонов. – Зря вы нас недооцениваете, Яков Карлович. Перейдем сразу к делу без фокусов. Зачем отнимать хлеб у профессионалов? Насчет игроков вы правы, Москва словно обезумела. Но вряд ли мы найдем среди игроков более везучего, чем вы! Хотя, по вашим словам, вы играли один раз.
Судаков достал из-за стола сумку и поставил ее перед Фишером.
– Это ваша сумочка, Яков Карлович? К ней прилагается акт изъятия ее из ячейки камеры хранения, акт экспертизы, подтверждающий присутствие на ней ваших пальчиков и даже пыли, идентичной с пылью в вашей квартире. В общем, полный джентльменский набор. Отпираться бессмысленно. Вы в нашем деле не новичок и знаете, где можно повалять дурака, а где вас приперли к стенке. Ну и кто, по-вашему, мог еще выиграть сумму в два с половиной миллиона долларов? Мы таких не нашли. В основном люди проигрывают, а максимальный куш составил двадцать тысяч. Девять жертв умножить на двадцать, получится сто восемьдесят тысяч, если вы ни разу не ошибетесь. И за что же лохотронщики вам столько платили?
– Хороший ударчик, ничего не скажешь.
Трифонов продолжил:
– Ударчики были неплохие, а главное – смертельные, и их оказалось девять.
– Я не думаю, что вы сможете увязать деньги из камеры хранения со смертью артистов. А если я вам скажу, что эти деньги дали мне на хранение, и назову имя человека, тогда что?
– Вы воздействовали на него методом внушения? – задал вопрос Хитяев.
– А вы можете и это доказать?
– Нет, не сможем, – ответил Трифонов. – Потому что у вас не получилось. Давно не практиковали, потеряли свои способности. Только сами об этом не подозревали. Змея, лишенная жала, продолжает кусать своих врагов, не догадываясь, что ее яд уже безвреден. Старая колода и не подозревала этого, вот ее и поймали. Ваш гипноз не сработал, старомодный джентльмен с оттопыренными ушами, орлиным носом и ямочкой на подбородке. Вас не вспомнили только в агентстве по найму жилплощади, где вы выступали в роли Бражникова. – Трифонов положил на стол паспорт. – Зато вас отлично вспомнил сварщик театра «Триумф», у которого вы заказывали ограду, муж актрисы Хмельницкой, купивший портсигар. С ним вы еще встретитесь на очной ставке. Но это еще не все, Яков Карлович. Вот акт экспертизы. На вашем пальто остались следы цемента из подвала театра «Триумф»; а это акт, подтверждающий то, что вы побывали на даче у Птицына. На ваших калошах остались следы глины с его земельного участка. И неужели вы думаете, что, не имея таких важных документов, вашей персоной занялся бы старший следователь по особо важным делам?! Хочу напомнить, что все жертвы, которым вы посылали серебряные метки, мертвы. Убиты насильственным путем.
Фишер злобно усмехнулся.
– А у меня алиби есть. На каждый случай.
– Так мы не настаиваем на том, что вы исполнитель. Вы – заказчик. А это доказуемо, – вмешался Хитяев.
– Я даже не соучастник.
– Придется доказывать свою невиновность. Мы вам выложили часть своих карт, и сами видите, что материалов для обвинения достаточно. О презумпции невиновности можно не заикаться. Ваш ход, уважаемый.
– Вы на мне зубы сломаете!