– Третий год. Как на пенсию вышел, так и устроился.
– Вы же всех работников в театре знаете, а не только артистов?
– Конечно, всех. Да тут их и не так много.
– А посторонних запоминаете?
– Обращаю внимание.
– Никто у вас подозрения не вызывал? Своим видом, например?
– Нет, в основном все люди солидные приходят. К нашему директору много посетителей ходит. И артисты, и журналисты, и дамы разные, от которых за версту духами разит. Не скажу, что здесь проходной двор, но людей много бывает. А уж когда вечеринки в главном фойе устраиваются, то тут как на Красной площади.
– И за кулисы заходят?
– Если для них представление показывают, то, конечно, заходят. Дамочки с молодыми людьми все свободные углы занимают. Я уж и не вылезаю из своей каморки, чтобы эту срамоту не видеть, а если сцена не нужна, то мы опускаем противопожарный занавес и театр разбивается на две части. За кулисы уже не пройти.
– Вам не попадался на глаза мужчина средних лет, одетый по-старомодному, не совсем обычно, и в шляпе?
– Нет, не припоминаю.
– Подумайте, мы еще поговорим с вами.
Разговор оборвал подполковник Крюков, появившийся в подвале.
– Ребята, все за мной на третий этаж!
Дверь гримерной, на которой висела табличка «Хмельницкая Ирина Аркадьевна», была открыта настежь. Никто заходить не стал, кроме эксперта майора Дегтярева. Актриса лежала на полу с открытыми остекленевшими глазами.
Она не дышала.
Рядом на ковровой дорожке был пепел от сгоревшей сигареты, но коричневый фильтр огню не поддался и уцелел. На трюмо лежал открытый портсигар, однако сигарет в нем не осталось. Дегтярев достал платок, приподнял его и осмотрел.
– Диковинная вещица. И что характерно, сделана из чистого серебра.
В коридоре начали собираться люди. Актеров невозможно было узнать. Они выглядели словно прокаженные, и даже охранники старались держаться от них как можно дальше.
– Ну где же врачи, черт подери?! – крикнул Трифонов.