Театр мертвецов

– Пожалуй, ты прав, Дмитрий. Я бы на твоем месте тоже не устоял перед соблазном, – задумчиво протянул Трифонов.

– И вы, дядя Саша?! – возмутилась девушка.

***

Птицын решил окончательно и бесповоротно, что больше он порога театра не переступит. Плевать он хотел на деньги и на карьеру! Ни то ни другое покойнику не нужно. Всю ночь он думал и ни на минуту не сомкнул глаз.

Впервые за последние два года ему захотелось выпить, но он боялся. Никто в театре не знал, что Птицын, приглашенный Грановским из калужского театра в Москву, был гиблым алкоголиком. Возвращение в столицу, где жила его мать, значило для него возвращение к жизни. Грановский не просто приглашал его в театр, а предлагал роль Антония в «Клеопатре» и зарплату, о которой он и мечтать не смел. Вот тогда он вспомнил, что ему тридцать восемь лет и жизнь можно начать заново.

Вернувшись в Москву, первым делом Сергей Птицын закодировал ся от пьянства. Он не очень верил в чудеса, но очень хотел бросить пить. У него получилось. То ли врачи оказались волшебниками, то ли он сам сумел собрать силу воли в кулак, но с выпивкой Сергей завязал.

В Театре «Триумф» он чувствовал себя уверенно и как актер, и как человек. В труппе отсутствовали громкие имена известных артистов. Грановский, приехавший сам с периферии, боялся именитых мастеров. Он пошел собственным путем. Подобрал таланты из других городов для основного состава, делая некоторые исключения, а во вспомогательный состав приглашал выпускников театральных вузов. Первые его лозунги гласили: «Мы докажем Москве, что настоящие театры и артисты – это не звезды, а духовность!» Надо сказать, Грановский сумел выйти со своим театром на передовые рубежи, но благодаря брату-миллионеру и приглашенным режиссерам для постановки очередных шедевров. Сам он ставил мало и больше времени уделял хозяйственным и коммерческим делам.

За пять лет существования «Триумф» создал свой репертуар из двадцати спектаклей. Актеры работали на износ, но не жаловались. Ни один актер с громким именем не получал столько, сколько обычный артист в «Триумфе». И это также подчеркивалось при каждом удобном случае. Все шло как нельзя лучше, пока не прогремел первый выстрел.

Колокол возвестил о падении новой театральной империи. Мечта не может существовать долго, мираж есть мираж, он недостижим и неосязаем.

Два года назад мать Птицына умерла, и он остался жить один в небольшой, но уютной квартирке. Под Москвой имелась небольшая дачка с печкой, но после смерти матери он туда ни разу не ездил. Строил ее еще покойный отец, так и не дослужившийся до генерала, но хозяйство вести умел и материалы доставать через воинские ведомства тоже. Сруб получился добротным, но Сергей не любил отдых на природе, предпочитая веселые вечеринки в компании молоденьких девушек, где поднимал остроумные тосты с бокалом, наполненным безалкогольным шампанским.

Девочек он подбирал себе из периферийных абитуриенток, мечтавших стать звездами сцены и пытавшихся пробиться в театральные вузы сквозь непробиваемый поток себе подобных. Среди них он чувствовал себя мэтром и начинал флирт с приглашения в свой театр на спектакли, где хорошо смотрелся из зрительного зала.

Сегодня ночью Сергей Птицын понял, что остался один, никому не нужный и замученный до смерти, как зверек в капкане. Он вспоминал мать, плакал и курил сигарету за сигаретой. От одной только мысли о выходе на сцену по телу пробегала дрожь. Ему грезились лица мертвецов, лежавших на подмостках, и он в ужасе отмахивался от них, словно они заходили к нему в дом и протягивали к нему руки, зазывая его в черноту углов. Ночная гроза усиливала тревогу, и он вздрагивал при каждой вспышке молнии.

Едва дождавшись рассвета, он вышел на улицу и бесцельно бродил под проливным дождем, пока наконец не принял решения пойти к своему единственном другу Кириллу Костенко и сказать ему о своем решении. Пусть Кирилл сам скажет Грановскому, что артиста Птицына в его театре больше нет. У самого не хватало храбрости встречаться с главным режиссером и выслушивать очередные оскорбления в свой адрес. Ничего, он от голода не умрет. Сбережения, отложенные на новую машину, придется потратить на еду, а там он подберет себе какую-нибудь непыльную работенку. Пойдет директором клуба мясокомбината или офисной фабрики. Не всем же купаться в роскоши, кому-то и работать надо. Найдет себе богатую вдовушку и пригреется у нее под бочоком, как сделал это в Калуге. Жили, и ничего. Она ему пивко по утрам покупала и пьянки терпела, а теперь он человек непьющий и стоит намного дороже. Одиноких баб море, а молодой, красивый парень, ведущий трезвый образ жизни, дороже любого золота.

Птицын поднялся на третий этаж и позвонил в дверь. Нет, старика так просто не разбудишь. Он постучал по двери кулаком, и она шелохнулась. Птицын взялся за ручку и потянул на себя. Дверь открылась.

– Эй, Константиныч, чего дверь нараспашку? При коммунизме живешь?

Птицын вошел в квартиру. Замок был защелкнут на «собачку». Значит, он специально не закрыл дверь. Кирилл Константинович Костенко тоже жил один. Квартирка у него была побольше, и друзья обычно собирались здесь. К тому же Костенко прекрасно готовил, а Птицын, кроме яичницы, ничего делать не умел. Женщин Костенко не любил, а если быть точным, то в свои шестьдесят с запущенным простатитом он не мог завести хозяйку у себя в доме. Однако афишировать свои болячки не каждый хочет, и Костенко разыгрывал роль женоненавистника. Актером он считался неплохим, и роли у него получались.

– Эй, Кирилл, ты где?

Постель в спальне оставалась нетронутой со вчерашнего дня. Значит, мужик тоже дергается и не спит. Только себя он не выдаст, будет хорохориться. На кухне хозяина также не оказалось. На столе лежала пустая орденская коробка. Что-то он уже говорил про какой-то дефицитный орден…Птицын вышел в коридор и заметил свет, пробивавшийся из дверной щели ванной комнаты.

– Константиныч, ты моешься?

Костенко лежал в ванной голым в холодной воде с выпученными глазами и искривленным посиневшим ртом. На бездыханной груди на атласной ленте висел орден Белого Орла. Идеальный белый крест, искаженный водой в изломах тусклого света.

Птицын вздрогнул. В течение нескольких минут он не мог сдвинуться с места. Ноги налились свинцом, а челюсть свело. Внезапно сработал какой-то механизм, и неподвижный манекен превратился в ракету.