— Какую штуку?
— Фотоаппарат. Он копил на него по пенни, наскреб с пособия по безработице.
Значит, все-таки было пособие. Но аппарата Ребус в комнате не видел. Не только убийство, еще и ограбление.
— Мне нужно взять у вас официальные показания, Трейси.
— Это еще зачем?
— Если у меня будет протокол вашего допроса, мы можем попытаться что-то выяснить о смерти Ронни. Вы мне поможете?
Она долго молчала, потом наконец кивнула. Катер скрылся из вида. На воде позади него ничего не плавало. Ребус мягко положил руку на плечо Трейси.
— Спасибо, — сказал он. — Моя машина там.
Записав показания Трейси, Ребус настоял на том, что отвезет ее домой. Они договорились, что она выйдет за несколько кварталов, хотя он и знал теперь ее адрес.
— Не могу обещать, что проживу там еще десять лет, — предупредила она.
Это его не беспокоило: он оставил ей свой рабочий и домашний телефоны и не сомневался, что она позвонит еще.
— Последний вопрос, — сказал он, когда она уже закрывала дверь машины.
Она наклонилась к окну.
— Вы сказали, что Ронни кричал «они придут». Как вы думаете, кого он все-таки имел в виду?
Она пожала плечами — и вздрогнула, вспомнив эту сцену.
— Вы знаете, инспектор, он ведь был не в себе. Может быть, ему мерещились пауки или змеи…
Трейси захлопнула дверь. «Да, — подумал Ребус, — может быть. Если он не имел в виду тех змей, что продали ему порошок».
Когда он вернулся в участок на Грейт-Лондон-роуд, ему передали, что главный суперинтендант Уотсон желает его видеть.
Ребус набрал номер начальника, и секретарша прощебетала, что его ждут.
С тех пор как Уотсона перевели с самого севера сюда, в Эдинбург, Ребус встречался с ним уже несколько раз. Шеф производил впечатление человека рассудительного, хотя, возможно, несколько простоватого. В участке постоянно шутили по поводу его абердинского происхождения и прозвали — за «крестьянские» манеры — Фермером Уотсоном.