Кошки-мышки

22
18
20
22
24
26
28
30

— До свидания, Арнольд, — добавил Холмс и закрыл за собой дверь.

— Продолжим. — Хаттон остановился над кучей фотографий. — Помоги мне убрать это, Арнольд.

— Как скажете.

Когда они складывали снимки в ящик, Хаттон заметил:

— Вполне симпатичный юнец для легавого.

— Да, — отозвался Арнольд, подавая последнюю пачку, — не похож на этих ищеек в грязных плащах. — И хотя Хаттон переспросил, что он имеет в виду, Арнольд только пожал плечами. Все это его не касается. А коп — просто дурак: интересоваться бабами, когда перед ним такой красавец…

* * *

На улице Холмс постоял несколько минут, слегка дрожа, словно внутри у него сбился какой-то моторчик. Он приложил руку к груди. Небольшой шум в сердце, ничего особенного. У кого их не бывает? Он чувствовал себя преступником, каким, вероятно, и был. Присвоил чужую собственность без согласия владельца. Мальчишкой он таскал вещи из магазинов, хотя потом всегда выбрасывал их. Разве не все дети так поступают?

Он достал из кармана свою добычу. Фотография свернулась в трубочку, и он расправил ее. Проходившая мимо женщина с коляской прибавила шагу и с отвращением оглянулась. Все в порядке, мэм, я офицер полиции. Он улыбнулся про себя и снова стал рассматривать снимок обнаженной женщины. Ничего непристойного: снятая сверху молодая женщина лежала, раскинув руки, на шелковом или атласном покрывале. Не очень умелая имитация чувственного экстаза: приоткрытые губы и опущеные веки. Все это выглядело довольно обычно. Интереснее была личность модели.

Холмс не сомневался, что эта девушка — Трейси, фотографию которой он снял со стены пустого дома. Та, о ком он должен был разузнать. Подруга покойного позировала перед аппаратом без одежды и без всякого смущения.

* * *

Что заставляло его снова и снова возвращаться в этот дом? Этого он сам не знал. Ребус направил фонарик на стену с рисунком Чарли, пытаясь разгадать его смысл. Почему от старается отыскать логику в поступках запутавшегося юнца? Может быть, из-за не покидающего его чувства, что тот определенно замешан в деле.

— В каком деле?

Этот вопрос он произнес вслух. В юридическом смысле слова никакого дела не было. Были странные личности, необъяснимые поступки. Вопросы без ответов. Да, незаконные действия. Но дела как такового не было, и это раздражало больше всего. Если бы все загадки несомненным и очевидным образом были связаны между собой, так, чтобы он мог записать их одну за другой на листе бумаги и сказать: это требует расследования… Части головоломки растекались, как расплавленный воск. Но ведь когда свеча догорела, воск остается. И здесь оставались следы, хотя вещи меняли форму, вещества — состав, действия — смысл. Сама по себе пятиконечная звезда, обведенная двойным кругом, не значит ничего. Для Ребуса она значила не больше, чем круглый значок техасского шерифа, который он носил мальчишкой.

Для других это было воплощение зла.

Он отвернулся от стены, вспоминая, с какой гордостью носил тот значок, и поднялся по лестнице. Здесь два дня назад он нашел зажим от галстука. Войдя в комнату Ронни, Ребус подошел к окну и посмотрел на улицу через щель между двумя фанерными листами, закрывавшими окно. Рядом с его машиной остановилась еще одна. Та, что преследовала его от участка. Он узнал ее сразу: тот самый «форд-эскорт», что ждал возле его дома и скрылся. Теперь он припарковался возле сгоревшей «кортины». За рулем никого не было.

Половицы скрипнули всего один раз, и Ребус почувствовал вошедшего спиной.

— Вы хорошо знаете дом, раз обошли самые скрипучие доски.

Он обернулся и направил фонарик в лицо незнакомцу. Молодой брюнет с короткой стрижкой заслонил глаза от слепящего луча, и Ребус перевел фонарик ниже.

Форма полицейского констебля.

— Вас зовут Нил, — спокойно произнес Ребус. — Или вы предпочитаете Нили?

Его фонарик, опущенный теперь вниз, давал достаточно света, чтобы собеседники могли видеть друг друга. Молодой человек кивнул.