– Хорошо, если бы ты больше не возвращался.
– Как получится.
– Разве ты не видишь, что он едва держится – и физически, и психически? Спиртное плохо на него действует. Он потом несколько дней не может прийти в себя.
– А мне показалось, что глоток-другой только на пользу.
– Приезжай завтра пораньше. Сам увидишь.
Я кивнул. Она была права. Я провел с паралитиком полчаса, а ей предстояло жить с ним всю оставшуюся жизнь.
– Он говорил, что хочет умереть? А я не даю – из-за денег? – вдруг произнесла Дэнни.
Я заколебался, но кивнул.
– Жаловался, что я с ним плохо обращаюсь?
– Да.
– Он всем это говорит. Всем, кто его навещает.
– Он прав?
– Насчет того, что хочет умереть? День на день не приходится.
– А насчет того, что плохо с ним обращаешься?
Дэнни отвернулась.
– Ты не представляешь, как тяжело с ним. Он несчастный человек. Всю свою горечь вымещает на мне. Один раз я не выдержала, выключила телевизор. Он заплакал, как ребенок. – Дэнни поглядела на меня. – Я так лишь раз поступила и жалею об этом. Не знаю, что на меня нашло. Никогда не прощу себе, никогда!
Я старался заглянуть ей в глаза, но она закрыла лицо руками и пальцами теребила кольцо. Нервы у Дэнни сдали. Я видел, как задрожал ее подбородок и потекли слезы.
– Я не знаю, что мне делать, – прошептала она.
Я тоже не знал. Только знал, что надо убираться.
– Не знаю, Дэнни. Не знаю, что мы можем сделать.