Агент шагнул к Кроссу и загородил его от нас.
– Значки? – воскликнул он с сильным мексиканским акцентом. – На хрена нам значки!
– Убирайтесь отсюда! – Я ни разу не слышал, чтобы Лоутон говорил так громко и чисто. – Вот пожалуюсь Гарри Босху, тогда берегитесь!
Агент с усмешкой обернулся к своему напарнику:
– Он нас Гарри Босхом пугает... Нет, мистер, мы о Гарри Босхе позаботимся. А ты о себе подумай. – Он нагнулся к Лоутону: – Ты мешаешь федеральному расследованию, понял? Федеральному!
– Пошел ты со своим федеральным расследованием!
Я улыбнулся. Пуля прошила тело Кросса, но не задела хребет. Он остался настоящим мужиком.
В поле зрения камеры попалось лицо агента. Его глаза горели злобой.
– Напрасно берешь пример с Босха. Он человек пропащий. Вероятно, ты его вообще больше не увидишь. Хочешь туда, где и он? Смотри, загремишь как миленький. А знаешь, что в камере с калеками-колясочниками делают? Закатят в угол и заставляют сосать. Ты этого желаешь?
Кросс на секунду закрыл глаза, но потом собрался с мужеством.
– Валяй, действуй, ты... Вези куда хочешь.
– Действовать?
Агент нагнулся к Кроссу, словно хотел сказать ему что-то на ухо.
– Никуда я тебя не повезу. Буду здесь действовать, – усмехнулся он и выдернул дыхательные трубки из ноздрей несчастного.
– Не надо, Милтон... – испуганно пробормотал его напарник.
– Заткнись, Карни! Тоже мне умник нашелся. Не хочет сотрудничать с властями.
Глаза Кросса расширились. Он жадно, как рыба, выброшенная на берег, глотал воздух.
– Падло! – бросил Барнетт Биггар.
На полицейском жаргоне "падло" означает высшую степень неприязни и презрения. Этим словом награждались не только злостные правонарушители и закоренелые преступники, но и отъявленные негодяи. Я молчал, но чувствовал, как во мне закипает гнев. То, что они сделали со мной, ничто по сравнению с унижением и издевательством, которым подвергался Кросс.
Он пытался заговорить, но ему не хватало воздуха. Агент Милтон злорадно ухмылялся.