Прыжок в неизвестное

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да. Может быть, я грежу, — сказал Демба тихо. — Вероятно, все это только сон. Я лежу, искалеченный и разбитый, где-нибудь на больничной койке, а ты, и твой голос, и эта комната — все это только предсмертный бред.

— Стани! Что это значит? Что ты говоришь?

— Может быть, меня мчит в эту минуту по улицам карета «скорой помощи», или же, быть может, я все еще лежу в саду на земле, под орешиной, и у меня поломан позвоночный хребет, и я не могу встать, и в голове у меня проносятся последние видения…

— Стани, ради Бога, не пугай меня! Что случилось?

— Integer vitae sceletisque purus… — тихо сказал Демба.

— Я боюсь! — простонала Стеффи. — Что случилось? Теперь ты мне должен это сказать.

— Тише! Кто-то идет, — быстро шепнул Демба. В дверь просунула голову фрау Прокоп.

— Я не помешала? — спросила она шутя. — Как поживаете, господин Демба? Надеюсь, хорошо? Стеффи, я хотела тебе только сказать: суп простынет. Господин Демба, не пообедаете ли с нами?

— Спасибо, фрау Прокоп, я уже пообедал.

— Мама, — сказала Стеффи, — иди, поставь мой обед в духовку, я приду потом. Мне нужно поговорить с господином Дембой… А теперь говори, — сказала она, когда мать ушла, закрыв за собой дверь. — У меня остается мало времени. Через час я должна опять идти в контору.

Демба смущенно рассмеялся.

— Не знаю, что на меня нашло. Сегодня утром я тоже был не Бог весть как хорошо настроен, но все же ни на мгновение не вешал носа и не терял бодрости, хотя мне почти ничего не удавалось, за что я ни брался. «Брался» — недурно сказано! — Демба рассмеялся коротко и хрипло. — Язык иногда положительно бывает остроумен. «Брался» — это в самом деле не совсем подходящее слово. Скажем: к чему ни прикасался… Нет! За что ни хватался… тоже нет! Черт побери, чего ни предпринимал… Так будет правильно! Итак, все, что я ни предпринимал, ускользало у меня из рук… Опять! Мой собственный язык издевается надо мною. Все, за что я ни брался, ускользало у меня из рук. Превосходно! Право же, превосходно! Язык отличается юмором висельников. Но это было не так, я хотел сказать: все, что я сегодня ни предпринимал, не удавалось мне.

— Я тебя не понимаю, Стани.

— Но ведь это же очень просто! Мне ничто не удавалось, но все же я не терял мужества — вот что я хотел сказать. Только теперь это нашло на меня. Я был почти сентиментален. Не правда ли? Я признаюсь тебе: я был близок к тому, чтобы положить свою голову на колени к тебе и заплакать. Так было у меня тяжко на душе! И, в сущности, без причины. Право! Вся эта история совсем не так трагична.

Он поглядел неуверенно в лицо девушке, несколько раз кашлянул смущенно и затем продолжал:

— Ты единственный человек, Стеффи, которому я доверяю. Ты умна и мужественна и умеешь молчать. Ты мне поможешь. Сейчас я вел себя немного странно, не правда ли? Но это был только припадок слабости, и он теперь прошел. Не думай, что эта история меня сколько-нибудь волнует.

— Так скажи же наконец, что случилось, Стани? — спросила испуганная девушка.

— Я, видишь ли… Коротко говоря, полиция разыскивает меня.

— Полиция! — Стеффи Прокоп вскочила.

— Да не кричи ты! Ты весь дом переполошишь.