– Что она возбуждает, – шепчет Алисия и хихикает. – Таким образом природа обеспечивает сохранение вида. Всякий раз, видя труп, мы хотим трахаться. – Берет Гленна за руку. – Папа на похоронах.
– Знаю.
Алисия ведет ладонью по его руке, гладит пальцы, касается спереди брюк. От того, что обнаруживает там, ее улыбка становится еще шире.
– Можно поехать к тебе?
Мысли Гленна мечутся.
– Едем, – решает он. – Я очень настроен.
– Да… – произносит Алисия, разглядывая фотографии на стенах в его квартире.
Там шесть снимков, увеличенных до размера два фута на три. На них морской окунь, которого Гленн купил в продовольственном магазине. Он ежедневно в течение недели делал по снимку, запечатлевая изменения цвета: чешуя становилась сначала фиолетовой, потом черной. В конце концов от рыбы остались только кости в подернутой плесенью радужной студенистой массе.
– Красивые, – говорит Алисия. – Странные, но красивые.
Стоящий за ее спиной Гленн кивает.
– Рембрандт считал, что лучший плод для натюрморта тот, который начинает гнить.
– То есть это разложение, но ты останавливаешь его фотографией. Интересно.
– Да, – кивает Гленн, удивленный, что она так быстро поняла его искусство. На миг задумывается, что если эта девушка и он… нет, это невозможно, у него за спиной слишком много призраков. – Это часть… одного проекта, – добавляет он.
Оба стоят, занятые своими мыслями.
– Где спальня? – наконец спрашивает Алисия. – Там?
– Да.
Гленн идет следом за ней, понимая, что ей этого хочется.
– О, и здесь интересно! – восклицает она, рассматривая уничтожитель насекомых, светящийся неоновый круг прямо над подушкой. Шторы задернуты, и комната залита нежно-голубым светом от трубки. – Прикладное искусство?
– Да, – отвечает Гленн.
Алисия вспрыгивает на кровать и поворачивается к нему. Он по глазам видит, что девушка в возбуждении. Она берется за пряжку его брючного ремня.