Кобра

Людские голоса, крики. Или это Брюс кричит, один? Непонятно. Боль нарастает. Волной. Все совсем не так… как она… себе… однажды представляла.

«Мое тело - кусок дерева. Я не чувствую ни рук, ни ног. Я прикована к сиденью - вот и все… что я чувствую. Все, что осталось от меня, причиняет мне боль… нестерпимую. Силы покидают меня, одежда… намокла от крови, как губка, пропитана кровью. Кровь в горле и в носу, кровь сейчас затопит меня…»

Дани слышала голоса, но они были искажены. Видела лицо, склонившееся над ней. Это тот кретин в униформе, он целится в нее. У нее теперь ни рук, ни ног… неужели он… целится в змею?

- Мартина! Мартина!

Майор совсем близко. Кричит.

- Умоляю тебя! Мартина! Мартина! Держись!

- Майор, - сказал парень в униформе. - Она…

- Да беги же за врачом, господи!

В голосе майора рыдания. Плачет он громко, с хрипами - вот так и она оплакивала Венсана. Майор страдает из-за женщины-полицейского. Она мертва, конечно мертва. Жаль. Теперь пусть тащат меня… куда хотят.

Дани Лепек увидела себя в римском саду. Это был тот великолепный пикник, на который собралась вся верхушка «Корониды». А еще их жены, мужья, дети, друзья. Ба! А вот и Жюльен Креспи. Этим плешивым тоже надо было бы заняться. Скучный какой-то тип, невыразительный, поэтому-то она и забыла о нем.

Ну так вот… На том великолепном пикнике была Дани. И Карла. Женщины, не занятые ни работой, ни детьми. Занятые исключительно пикниками. Было игристое вино… гусиная печенка… икра… итальянское мороженое. Все смеялись. Был там и Венсан Мориа. Он не знал, что скоро умрет. У него отнимут его открытие, то, которое он сделал для своего друга, умершего еще ребенком. И которое испробовал на своем брате… чтобы спасти его. Венсан, Венсан. А все эти люди смеялись, ели, пили…

Мы познакомились с тобой, Венсан, на том пикнике. На том римском уик-энде ты встретил любовь и смерть, всё вместе… Это ко мне ты спешил, когда твоя машина взорвалась на скоростном шоссе. Все было подстроено… Я прождала тебя всю ночь в Оре, в пустом доме твоих родителей. А наутро я умерла… У меня внутри все умерло… О, Венсан!

Позже я вернулась в Рим. Гуляла по красивым, залитым солнцем улицам и вспоминала о тебе. Пошла в тот сад, где у нас был пикник. Села на скамейку и стала ждать. Казалось, бог врачевания… пристально смотрит на меня своими каменными глазами… Тогда я тоже принялась смотреть на него и его кадуцей, и мне представилось, что змея, обвившая посох, нашептывает мне, что я должна убить тех, кто убил Венсана Мориа. Вот так я сделалась коброй.

Я так и останусь коброй. Я жду, свернувшись под цветком агавы. Терпение - мое достоинство. Моя кома - это долгое ожидание, мой яд - ненависть. Я могу его впрыснуть или плюнуть им и сжечь вам глаза. Viva… el… cobra…

39

Виктор Шеффер открыл глаза и тотчас закрыл: от света глазам стало больно. Вокруг него слышались голоса, очень отчетливо, они просили его проснуться. Шеффер подумал, что хорошо бы досмотреть сон. Как раз перед тем, как его прервали, он видел сон о Смерти. Именно сон, а вовсе не кошмар. Общаться со Смертью было очень приятно. Это была красивая женщина неопределенного возраста с черными блестящими волосами и бледной кожей, у нее была стройная фигура, и говорила она нежным голосом. Она была так привлекательна, что вы шли к ней, не в силах противиться ее зову. На самом деле в сердце этой богини вовсе не было ненависти. Она убивала потому, что таково ее ремесло: ведь нужно же, чтобы кто-нибудь им занимался. Если бы не она, мир был бы перенаселен и на Земле не осталось бы ресурсов.

В последний раз, когда он видел ее, Смерть склонилась над его кроватью. Она оказалась шутницей: надела ему на нос очки и поцеловала. Невинный поцелуй. Он сделал вид, что спит. Смерть ушла. Этим она как бы дала ему знать: я люблю тебя, Виктор, но приду за тобой в другой раз.

Поскольку сновидение исчезло, а голоса настойчиво просили его проснуться, Виктор Шеффер решил сделать усилие и стряхнуть с себя сон. В конце концов, все это действительно затянулось. Шеффер двинул веками, открыл глаза, собрал оставшиеся силы, чтобы выдержать белый свет. На это раз ему улыбались склонившиеся над ним медсестра и доктор. Эти милые люди приветствовали его пробуждение.

Они оставались с ним еще некоторое время, сняли кое-какие трубки, в частности те, которые были подведены ко рту и к носу, ввели ему в организм какие-то полезные вещества, говорили с ним. Виктор Шеффер пытался им отвечать, но попытки не увенчались успехом. Отдельные непонятные слоги. Потом медсестра и доктор ушли, сказав, что непременно скоро вернутся.

Шеффер медленно - как-никак он еще был подключен к каким-то приборам - повернул голову вправо и влево. Почувствовал, что у него болят губы. Сколько времени он держал во рту трубку дыхательного аппарата? Два дня, месяц, полгода - он понятия не имел. Ясно то, что на этот раз он выбрался из своего сна. Только что здесь были лечившие его медики, это палата в госпитале Сен-Бернар с вмонтированными в потолок дежурными лампами, мерно урчащей аппаратурой, непривычно высоко поднятой кроватью и двумя маленькими низенькими креслицами, предназначенными скорее для того, чтобы отпугнуть посетителей, чем оказать им гостеприимство.