От удивления его брови полезли на лоб.
– Но как же так… – начал было он и, встретившись со мной взглядом, осекся. Помолчав, он сказал с горечью: – Я понимаю, что ты жалеешь о случившемся, но это не повод для того, чтобы придумывать невероятные истории. Если бы ты просто объяснила мне свое решение, я бы понял…
– Это была не я, и, кажется, я могу это доказать, – твердо сказала я. – Скажи, как ты узнал о том, что я жду тебя наверху?
– Тебе это известно не хуже чем мне, – пожал плечами Артур.
– Ты думаешь, что это я передала тебе записку?
– Не думаю, а так оно и было. Может, хватит ломать комедию? Я уже и так все понял, – резко сказал он.
Но я была намерена довести дело до конца. Остальные сидящие за столом наблюдали за нами с нескрываемым интересом.
– Ты сохранил записку?
– Конечно. И это – лучшее доказательство того, что твои игры зашли слишком далеко.
– Принеси ее, пожалуйста.
Артур снова пожал плечами, поднялся и вышел из комнаты. Вернулся он, держа в руках сложенный вчетверо лист голубой бумаги, который протянул мне. Я развернула листок и прочла:
«Артур, прости мне мою неуступчивость. Я передумала и могу это доказать, если ты поднимешься в комнату, которая находится рядом с моей спальней. Тони».
Записка была написана на французском, и я спросила:
– Тебя не удивило, что я, такая же русская, как и ты, вдруг вздумала писать по-французски?
– Знаешь, – усмехнулся Артур, – в тот момент меня гораздо больше волновало содержание, чем язык. Ты могла бы писать по-немецки или по-английски – я бы понял.
– А почерк?
– Что – почерк?
– Почерк тебя не волновал? Ты ведь не знаешь моего почерка?
– Конечно, нет. Ты хочешь сказать… – Артур побледнел.
– Именно это я и хочу сказать. Смотри! – Перевернув листок, я быстро набросала первую фразу записки и протянула ему. Надо сказать, почерк у меня еще тот – пишу я как курица лапой, и всегда этого стыдилась, но сейчас я поблагодарила судьбу за свой недостаток. Увидев мои каракули, Артур сразу понял, что его провели.