Одиннадцать лет назад.
Как это нет сыновей?!
Это ОН ее бросил – Цветухин, а дети… Нет, дети со мной… до конца…
Вон только сказала: убей! Убил, глазом не моргнул…
Лучше бы не убивал…
– Сынок! Поди ко мне… сынок… плохо мне что-то…
Темная полоска на освещенной абажуром клеенке как стрелка часов медленно ползет… Что за морок? Вот тут, бывало, с НИМ сидели, выпивали… Не так, конечно, как она сейчас хлещет. А культурно. За твою удаль, Женька! За твою красоту, Лара!
Про красоту ей твердил… Как, бывало, в постели обнимет, сердце, сердце зайдется, упадет…
Вот и сейчас куда-то падает… Стрелка-тень ползет, как червяк…
И ведь ничего от него не осталось на память. Ничего не оставил, когда бросал, убегал со всеми деньгами.
Почему она тогда не настояла, чтобы он… чтобы они все втроем все, что взяли там – деньги, ювелирку из сейфов, – привезли бы сюда, в дом? Побоялась тогда – вдруг заметут? Вдруг наследили там, в банке? Женька Цветухин сказал: место одно есть, надежное. Пусть ТАМ полежит, пока тут все не уляжется. В постели ведь сказал ей, когда ласкал-ублажал, а она тогда в тумане была, со всем соглашалась. Дура… ах какая же дура…
Работали с Петькой там, внутри, в хранилище, вместе. Гришка на стреме был за рулем, ждал. Сюда домой в ту ночь не поехали. Цветухина высадили где-то в центре, а сами вдвоем рванули в ночной клуб – ну чтобы алиби было в случае чего. Всю, мол, ночь там с девками зажигали. Алиби-то так и не понадобилось тогда. Никто не спросил.
А Цветухин на следующий день заявился. Тогда-то она от счастья пьяная была – такое дело удалось, такой куш сорвали, такой любовник возле юбки ее как пришитый, и теперь такая жизнь их всех ждет… Такая жизнь…
Голову она потом ломала – зачем он приезжал тогда, отчего вернулся? Ведь если решил ее кинуть со всеми деньгами, то… Паспорт ему был нужен, вот что, водительские права. На дело в банк он никакие документы с собой не взял. Оставил здесь, у нее, – на всякий случай. За ними потом и вернулся. В кожаной куртке был… Она не знала, как его приласкать… «Слушай, давай сделаем ЭТО по-быстрому, а?» – «Торопишься?» – «Нет, дело одно срочное, сейчас поеду, вечером вернусь».
Они сделали это по-быстрому, закрывшись в спальне. Она даже не разделась. А он просто расстегнулся… Да, она вытащила у него из джинсов тот ремень. Пряжка была холодная, было неприятно, щекотно…
Щекотно было…
И потом все одиннадцать лет…
Ничего не осталось от него, ничего. Ни одной вещи. Ремень тот кожаный и тот те дуры-колдовки, Саломеины дочки шизанутые, не вернули.
Как она, эта их младшая, ремень-то на шею себе накинула и…
Лариса Павловна внезапно ощутила, что ей не хватает воздуха. Она попыталась подняться из-за стола. Двинула стол и опрокинула бутылку с водкой. Та покатилась, покатилась по клеенке, но… Тень в пятне электрического света, которую она, эта бутылка, уже не отбрасывала, осталась. Темная полоска. Словно стрелка невидимых часов… эта стрелка продолжала двигаться. Ползти, приближаясь к «полуночи», а может, к «полудню».
ebooksa