– Он его ищет, – сказал Геворкян.
– Кто? Пепеляев?
– Нет, не Пепеляев.
Наступила пауза. Потом Елистратов обернулся к своим подчиненным, слушавшим этот спор с непроницаемыми лицами.
– Ну-ка выйдите отсюда, ребята, на пару минут.
Сыщики вышли.
– Ладно, я согласен, сходство есть. Да, они похожи – эти ваши фото и… Но ни один суд этого не признает. Ни один обвинитель не сможет на ЭТОМ выстроить свою версию обвинения. А я хочу, чтобы этот подонок… Пепеляев, я о нем сейчас говорю и только о нем, чтобы он сел пожизненно. Девять жертв на его счету, девять человек, четырех он там положил, один в больнице уже умер, остальные при смерти. И я хочу, чтобы он был наказан. Именно ОН, понимаете вы это? Потому что пистолет был в его руке. И пусть там какая-то непонятная чертовщина с отпечатками… Но подтвердить, что пистолет был именно у него, могут десятки свидетелей. И на суде все это прозвучит.
– Вы не помните, сколько было там ступеней?
– Где?
– Когда мы спускались туда… Не помните, сколько их было? Их было ровно девять. Когда мы оттуда выходили после осмотра, я сосчитал… Ровно девять.
– Хорошо, пусть в том подвале было ровно девять ступеней. Теперь мы можем пойти туда, в бокс к нему, и я его допрошу в вашем присутствии? Чисто формальный допрос на протокол.
– Я не знаю, какие будут последствия.
– Любые последствия я возьму на себя. Вы только не вмешивайтесь.
Геворкян молча начал собирать снимки. Елистратов забрал у него два – фото Тимофея Зикорского и фото Цветухина. Эти снимки он взял с собой.
Больничные коридоры…
Гул огромного города – там, за стенами…
Здесь – тишина…
Синие тени, длинные тени…
Закат… солнце садится прямо в городские кварталы…
Солнце катится вниз…