Сердце Ангела

— Энджел у телефона. — Мой язык с большим трудом умещался у меня во рту.

— Бог мой, куда вы провалились? Я уже который час звоню в вашу контору, а вас нет как нет.

— Я спал.

— Спал? Но сейчас уже одиннадцать.

— Я работал допоздна, — объяснил я. — Рабочий режим детективов отличается от режима юристов с Уолл-Стрит.

Если колкость и задела его, он оказался достаточно умен, чтобы не показать этого.

— Я ценю ваш труд. Вы должны работать так, как считаете нужным.

— У вас ко мне что-нибудь важное?

— Кажется, вчера вы упомянули, что хотели бы встретиться с господином Сифром?

— Это верно.

— Что ж, он приглашает вас сегодня отобедать.

— Там же, где в прошлый раз?

— Нет. Господин Сифр полагает, что вам понравится обед в "Ла Вуазен". Это в доме сто пятнадцать по Парк-авеню.

— Время?

— Час дня. Вы еще можете успеть… если снова не уснете.

— Я приду.

Уайнсэп повесил трубку без обычных для него цветистых прощальных фраз. Стащив измученное тело с кровати, я прохромал в ванную. Двадцать минут горячего душа и три чашки черного кофе помогли мне вновь ощутить себя человеком. Надев отглаженный костюм из коричневой шерсти, хрустящую после прачечной рубашку и незапятнанный галстук, я был готов к посещению самого чопорного французского ресторана в городе. Я поехал туда по Парк-авеню через старый железнодорожный туннель под Мюррэй-Хилл, а затем по автовиадуку, огибающему Центральный вокзал наподобие горной автострады. Еще через четыре квартала внутренний пандус выбрасывал поток автомашин на Верхнюю Парк-авеню, превратившуюся из безликого кирпичного каньона в Кордильеры безупречных стеклянных башен. Верхушка купола на здании Управления железной дороги — как раз под Верхней Парк-авеню — смотрелась как подвешенный к ней на кронштейне готический восклицательный знак.

Я нашел парковочное место у Церкви Христианского Учения на углу Шестьдесят третьей и Парк-авеню и пешком пересек авеню в восточном направлении. Навес над рестораном "Ла Вуазен" гордо нес на себе адрес Парк-авеню, но вход находился на Шестьдесят третьей улице. Войдя, я сдал в гардероб пальто и "дипломат"; судя по всему, это место идеально подходило для деловых встреч влиятельной клиентуры.

Старший официант приветствовал меня с учтивой вежливостью. Я назвал ему имя Луи Сифра, и он провел меня к его столу. Увидев нас, Сифр поднялся. На нем были серые фланелевые брюки, блейзер цвета морской волны и красно-зеленый шелковый шарф. Нагрудный карман украшал вышитый герб Теннисного клуба. На лацкане сияла золотая звездочка. Перевернутая.

— Рад видеть вас, Энджел, — произнес он, пожимая мне руку. Мы уселись и заказали напитки. Я выбрал бутылку импортного пива, чтобы сразиться с похмельем, а Сифр попросил "Кампари" и содовую. В ожидании заказа мы немного поболтай ли. Сифр рассказал мне о своих планах на Страстную Неделю, включавших поездки в Париж, Рим и Ватикан. Он искренне восторгался великолепием Пасхальной службы в соборе Святого Петра. В его планы входила и аудиенция у Папы. Я безразлично глядел на Сифра, представляя это благородное лицо увенчанным тюрбаном. "Эль Сифр, Повелитель Неведомого, встречается с Его Святейшеством, папой Римским".