Седьмая жертва

— Нет, разведен. И уже давно. Но недавно в моей жизни появилась женщина.

— Влюблен?

— Как последний дурак!

Нико остановил машину перед входом в институт. В дверях их встретил охранник. В холодной, как ледник, прозекторской уже работала профессор Вилар и присутствовали все первые чины Уголовной полиции Парижа.

— Здравствуй, Нико! — выпрямившись, приветствовала вошедших профессор Вилар, которая уже далеко продвинулась в своей работе. — Мои соболезнования по поводу Адер.

— Благодарю.

— Здравствуйте, господин судья, — добавила она, и по ее уважительному тону было ясно, что она рада видеть его здесь, среди своих.

— Счастлива, что вы ни при чем во всей этой истории, — в свою очередь приветствовала судебного следователя Николь Монтале и протянула ему крепкую руку.

— Присоединяюсь к высказанному мнению, — проговорил в свою очередь Мишель Коэн.

— Что-нибудь нашла? — вопрос относился к профессору Вилар.

— Вас это порадует, — не сдержавшись, заявил Эрик Фьори, ассистировавший при вскрытии.

— Прежде всего, все те же тридцать ударов плетью, — начала докладывать Армель, препарируя органы жертвы.

Нико не мог смотреть на еще недавно живое, а теперь холодное и застывшее тело капитана полиции. Его взгляд встретился с обеспокоенными глазами Армель. Она угадала чувства, обуревавшие его, — отчаяние, отвращение… Но профессор решила молчать в присутствии высших по званию, особенно Николь Монтале. Нико судорожно пытался сглотнуть слюну, но от горя в горле у него стоял комок.

— Осмотр тела не дал ничего нового, разве что выявлены следы талька на щиколотках. Он, должно быть, крепко держал ей ноги, остались следы.

— Она наверняка отбивалась ногами, — предположила мадам Монтале. — Он хотел ее удержать.

— Возможно. Я продолжаю, с вашего разрешения, — проговорила профессор Вилар. — Вы уверены, что все в порядке?

Все присутствующие знали жертву, и таковые обычно не допускаются на вскрытие. Армель никогда не нарушала этого правила. Ситуация, бесспорно, была исключительной, но она предпочла бы, чтобы их не было. У них в мозгу запечатлеется то, что они видели, и эти образы могут преследовать их всю жизнь… Нет, не стоило им здесь находиться.

— Нико, ты видел ее каждый день, тебе лучше бы уйти, — сказал Коэн.

— Нет, я остаюсь!

— Коэн прав, дивизионный комиссар, — вмешалась Николь Монтале, — здесь совершенно не обязательно геройствовать. Мы знаем, чего вы стоите, и ваше присутствие… Мы понимаем…