Красная готика

22
18
20
22
24
26
28
30

— Эта руина — что ли автовокзал?

Паренек кивнул и недовольно посмотрел на часы:

— Вы опоздали почти на час! Принимайте груз… — и повел Прошкина с Дедом внутрь строения. Там обнаружилось три длинных ящика, неприятно похожих на обшитые узкими досками гробы. Ящики были легкими, но Прошкин и Дед все равно усердно кряхтели, останавливались и отирали пот, ругали тяжкую долю, и, наконец, стали требовать у паренька в курточке оплатить их титанический труд по погрузке дополнительно. Паренек вывернул карманы и бумажник, торжественно поклялся, что у него нет денег …

Расстроенные сопровождающие остановились на привал в паре десятков километров от городской околицы, съехав с основной трассы в заросли кустарника, прикрывавшие по-летнему пересохшую речушку, — с единственным благим намерением перекусить в ожидании более благоприятной для дальнейшего движения вечерней прохлады. Страдавший врожденным обостренным чувством социальной справедливости Паха, раскладывая колбасу по бутербродам, принялся возмущаться:

— Дед, ну что за знакомые у тебя такие? Суки редкие! На три ящика шалы значит, у них деньги нашлись — а как людям, подрывавшим здоровье, оплатить за погрузку — так, видите ли нет!

— Да с чего же Паха ты решил, что там анаша? Наш пресвитер человек законопослушный, и община у него зарегистрированная официально… — попытался приструнить Паху Дед.

— Так чего ж ваш законопослушный синсей через таможню тогда эти ящики не перепер? — не унимался Паха, — Чего мы тут шатаемся, прямо как шпионы — пароль — отзыв, на 27 секунд опоздали — то да се! Вот можем на 50 долларов поспорить, что там конджубас! Или чего похуже!

— А если там героин или какой-нибудь гексоген — пусть доплачивают. За доставку грузов повышенной опасности тройной тариф! — заметил рачительный Прошкин.

Подозрения приятелей смутили новообращенного, и потому не стойкого в вере Деда, и он согласился аккуратно заглянуть в ящики. В конце концов, не зная степени опасности груза разработать оптимальный маршрут и время движения было проблематично. Прошкин и Паха тут же снова выставили ящики из автобуса на землю и принялись споро вытаскивать гвозди из обшивки.

— Дерьмо какое — ай… — ойкнул Прошкин — его палец, неосмотрительно засунутый в ящик больно зацепился за что-то внутри, и из огнем горевшей ранки теперь во всю текла кровь. Прошкин закусил губу и от души полил повреждение зеленкой из автомобильной аптечки. Крышку наконец благополучно сняли.

— Папандос… — констатировал Паха.

Груз не отличался разнообразием — во всех трех ящиках лежали высушенные веточки неведомого растения. В том ящике, о который порезался Прошкин, по веточкам скользнула юркая желтая змейка. Прошикну было все равно — сон и есть сон, поэтому рассматривая груз он не то что бы испугался, а просто высказал предположение, основанное на былом жизненном опыте:

— Дед, сдается мне, плохие парни давно скурили коноплю твоего пресвитера, а нам, как только мы с таким грузом заявимся, не то что жалование не выплатят, а голову за покражу снесут… Надо бы, по-хорошему, все это бензинчиком облить, спичку бросить, да расходится по домам — счастье, что мы хоть аванс получили!

— Ну, — я конечно не специалист — может эту какое-то лекарственное растение навроде морозника, может эти ветки заваривают? — предположил с надеждой Дед.

— А может эту хрень тоже курят? — Паха был большим оптимистом, и тут же принялся толочь веточку на крышке ящика, быстренько изобразил две самокрутки для себя и Прошкина. Добровольцы прикурили. Едкий дым тут же больно резанул по глазам, разорвал грудь кашлем, и полуослепшие жертвы любопытства кашляя и чертыхаясь почти на ощупь помчались к желтовато-мутной речушке.

Когда руки опустились в теплую илистую жижу Прошкину стало совершенно скверно, безответственное сознание унеслось куда-то в тенистую мглу, а решившее жить самостоятельно тело грузно бухнулось в воду.

37

— Георгий Владимирович! Георгий Владимирович! — радостно вопил Серега Хомичев прямо над ухом у Прошкина, — Ему лучше! Посмотрите — моргает!

Прошкин действительно моргал, пытаясь понять, где он — сил повернуть голову у него не было, и глаза упирались в требовавший побелки незнакомый потолок. Потолок сменился лицом доктора Борменталя, заглядывающего ему в зрачок. Потом лицо исчезло, и откуда-то словно из глубокого колодца до Прошкина донеслись знакомые, но полузабытые голоса Борменталя и Корнева:

— Безусловно, что он выздоровеет — хотя имеют место остаточные явления сильной интоксикации. Все-таки он перенес отравление растительным ядом, вызвавшее частичный паралич дыхательного центра…