— Ну-ка объясни! — потребовал Виктор.
— У меня-то дочери нет, но моей племяннице Лауре исполнится на следующей неделе тринадцать. И когда я последний раз к ней заходил, ее комната напоминала ее личное королевство. Там на двери написано не «Добро пожаловать, друзья», а «Вход запрещен».
— Жози не такая, она не бунтовщица.
— Да, знаю. Но у Лауры стены увешаны плакатами всяких мальчишек из поп-групп. На зеркале билеты с тех концертов, где она была, открытки от приятелей с Майорки. Понимаешь, о чем я?
— Нет.
— Это не комната подростка, который готовится узнать огромный мир. Вместо вырезок из журналов тут плюшевый слоник. А «Улица Сезам»? Я умоляю тебя. У моей племянницы на стене не Эрни, а Эминем.
— Кто это?
— Вот видишь. Именно об этом я и говорю. Рэпер такой. Не думаю, что тебе доставит удовольствие знакомство с его текстами.
— Все равно я не понимаю, что значат твои слова.
— Здесь правда кое-чего не хватает. Нет оплывших свечей в бутылках из-под красного вина. Нет шкатулки для первых любовных писем. И, разумеется, здесь явно не хватает туалетного столика.
— Но ты же сам сказал вначале, что это нормальная детская комната.
— Вот именно, детская. Для восьмилетней девочки. Но Жози-то было уже двенадцать.
— Ну все-таки это загородный дом. По этой комнате нельзя судить.
— Может быть, — вздохнул Кай и куда-то зашагал. — Ты спросил, чего не хватает, — я сказал свое мнение.
Виктор услышал, как закрылась дверь. Но вдруг атмосфера дома разрушилась — как старая кинопленка. Неожиданно оборвалась связь Виктора с Каем и с домом.
— Куда ты идешь?
— Прости, мне надо пописать. Сейчас перезвоню.
Не успел Виктор возразить, как контакт прервался: Кай дал «отбой».
А Виктор словно прирос к месту, обдумывая и отыскивая связи.