Смысл ночи

22
18
20
22
24
26
28
30

Миссис Барнс приготовила сытный ужин, пришедшийся как нельзя кстати после моей пешей прогулки к Храму и обратной поездки в ландо с мисс Картерет. Час или даже больше я просидел у камина, предоставив слово миссис Роуторн. Я внимательно слушал, сперва уплетая отбивную котлету с жареными почками и обильно запивая джин-пуншем, а потом уплетая превосходнейший яблочный пирог. Все поведанное почтенной дамой я описал в предыдущей главе. У меня остался лишь один вопрос.

— Полагаю, мисс Картерет занята со своими гостями?

— О, там только одна гостья, сэр, — сказала миссис Роуторн. — Мисс Буиссон.

— Ах, вот как. Родственница, наверное?

— Нет, сэр, подруга. С парижских времен. Брайн только что понес вещи мисс Буиссон в ее комнату. Какой удар для бедняжки — проделать такой пути и застать всех нас в таком расстройстве.

Я спросил, хорошо ли мисс Буиссон знала мистера Картерета, и миссис Роуторн ответила, что барышня много раз приезжала в Англию и пользовалась особым расположением покойного хозяина.

— Надо думать, у мисс Картерет много подруг в округе, — предположил я.

— Подруг? Ну да, можно и так сказать. Мисс Лангэм и дочь сэра Гранвилля Лоримера. Но чудное дело — мисс Буиссон у нее одна такая.

— Что вы имеете в виду?

— Они неразлучны, сэр. Да, другого слова не подобрать. Прям как сестры, хотя они такие разные по внешности и характеру. — Она потрясла головой. — Нет. У мисс нет настоящих подруг, кроме мисс Буиссон.

Когда я уже собирался уходить, в кухню вошел Джон Брайн. При виде меня он слегка покраснел, но я быстро отвлек внимание женщин, опрокинув на стол свой третий (или четвертый?) стакан джин-пунша. Извинившись за свою неловкость, я благополучно улизнул.

Вернувшись в свою комнату, я закурил очередную сигару, сбросил башмаки и улегся на кровать.

Меня мутило и подташнивало — сказывался излишек вина и сигар. Несмотря на крайнюю усталость, в уме моем царило тревожное возбуждение, и о сне не могло идти и речи. Завтра я вернусь в Лондон, зная об открытии мистера Картерета не больше, чем в день приезда в Нортгемптоншир, но не сомневаясь, что именно оно стало причиной его смерти. А если дело касается родового наследования Тансоров, выходит, я тоже оказался причастен к заговору, приведшему к убийству секретаря его светлости.

Я попытался заставить себя думать о другом — о Белле и о том, чем она сейчас занимается. Сегодня, я знал, в Блайт-Лодж дают обед в честь одного из самых именитых членов «Академии», герцога Б. Стол сервируют лучшим серебром, и миссис Ди будет блистать в своем гранатово-жемчужном гарнитуре и роскошном головном уборе с павлиньими перьями, который она всегда надевает по особо торжественным случаям как символ своей власти в государстве под названием «Академия». Я представил Беллу в голубом шелковом платье, с любимым колье работы Кастеллани[194] на прелестной шее, с венком из искусственных белых роз в густых черных волосах. Ее непременно попросят сыграть на фортепиано и спеть, и, конечно же, она очарует всех до единого присутствующих мужчин. Иные даже вообразят, будто влюблены в нее.

Я закрыл глаза, но желанный сон все не шел. В такой полудреме я пролежал около часа, покуда бой часов на сторожевом доме не вернул меня к действительности. Окончательно потеряв всякий сон, я принялся размышлять, что же мне теперь делать, и вдруг до моего слуха донесся странный звук. Поначалу я решил, что это ветер, но, выглянув в окно, увидел, что ветви деревьев в роще едва колышутся. Снова воцарилась тишина, но немного погодя звук повторился — жалобное постанывание, точно собака скулит во сне.

Я встал и надел башмаки. Взяв свечу, я отворил дверь.

В коридоре стояла кромешная тьма, в доме — гробовая тишина. Справа от меня находилась главная лестница, спускавшаяся в вестибюль; слева я разглядел две двери, ведущие в комнаты, которые выходили на лужайку, как и моя спальня; комната напротив — кабинет мистера Картерета, как я узнал позже, — по всей видимости, выходила в задний сад. Медленно двинувшись по коридору, я увидел, что впереди он поворачивает направо и тянется в глубину дома.

Я остановился и несколько мгновений стоял неподвижно, напрягая слух, но не услышал ни звука, а потому пошел обратно, чуть быстрее. Я прикрыл ладонью трепещущее пламя свечи, чтобы не погасло, и громадные тени от пальцев бесшумно заскользили по стенам и дверям с обеих сторон от меня. Поравнявшись со второй из дверей в передней части дома, я снова услышал тихий сдавленный стон. Я поставил подсвечник на пол и опустился на колени, слабо скрипнув башмаками. Язычок замочной скважины не отодвигался, а потому я прижался ухом к двери.

Тишина. Я ждал, затаив дыхание. Что это? Шорох, словно шелковое платье упало на пол. Мгновенье спустя до меня долетел невнятный шепот. Я напряженно прищурился и плотнее прижался ухом к закрытой двери, силясь разобрать слова, но у меня ничего не получалось, покуда…

— Mais il est mort. Mort![195]