— Черт, я бы работал хоть в цыганской чайной, если бы платили. Когда владельцы обновляли эту забегаловку, они закупили обстановку в Кардиффе, несколько лет назад. Они думали, что все эти деревянные панели создают определенную атмосферу. Только головную боль они мне создают! Знаете, сколько мы зарабатываем на кофе и пиво, что пьют здесь эти уроды? Ни хрена! Вот сколько мы зарабатываем.
— А много здесь уэльсцев?
— Каких уэльсцев? Знаешь, сколько уэльсцев живет тут поблизости?
— Немного?
— Ни одного, а хиппи все равно не знают разницы между англичанами и уэльсцами.
— Надо же! — засмеялся я. Затем сказал: — А я бы хотел поинтересоваться насчет работы.
Бармен посмотрел на мою арфу в футляре и спросил:
— Народные песни?
— Вроде того, — соврал я, — здесь работала одна девушка, она говорила, что имела некоторый успех, исполняя уэльские мадригалы.
— Ты имеешь в виду Цинтию? Маленькая блондинка с выпирающими зубами?
— Да, именно. Она работала здесь в последнее время?
— Господи, ты что, не слышал?
— Что не слышал? Я только что приехал.
— Она умерла. Решила полетать с помощью наркотика и не вернулась, насколько я слышал.
— Господи помилуй! — Я заставил себя изобразить вздох ужаса. В присутствии Мерлина, сидящего в зоне слышимости, это оказалось не так трудно сделать.
Бармен кивнул, вытирая деревянную стойку, и спросил:
— Ты на каком инструменте играешь? Какой-то странный у тебя футляр.
Специально для того, чтобы Мерлин услышал, я назвал инструмент по-уэльски:
— Это тэлин дэйрэс, уэльская арфа, понимаете ли…
— Арфа? — пробурчал бармен без всякого энтузиазма.