— Мы не пойдем…
— Вы не пойдете, другие любители найдутся. Нет, надо его остановить. Пусть с ним побеседуют медведи…
— Вот он! Вон, глядит! — заорал вдруг диким голосом Акимыч, сунул пальцем в совершенно пустое, ничем не занятое место.
— Акимыч! Ты что, Акимыч, успокойся!
— А чего он смотрит?! Если он оборотень, так ему можно, да?!
И лицо Акимыча исказилось так жестко, так нехорошо, что охотников порадовала мысль — Акимыч уже без оружия.
— Ладно… Значит так — я тут останусь еще ненадолго, проведу воспитательную работу. А вы давайте, вас Андрей перевезет. Да! А ружья вы сложите, мужики, чтобы их сразу не видно было, и потом не трогайте, пускай их медведи заберут.
— Вооружаем их? Не опасно?
— Вооружаем. Опасно. Но это — одно из условий, на которых вы скоро будете дома. И если не дадите ружей, Народ все равно их достанет. Ну, все вопросы?
— Пожалуй, все…
— Нет, Дмитрий Сергеевич, у нас есть еще один вопрос! Куда все-таки девался медведь, за которым мы примчались на остров?
— A-а! Медведь этот «девался» вплавь. Он дошел до чистой воды, заплыл в камыши, и там тихенько поплыл туда же, куда вас отвезет сейчас Андрей. Может, он и оставлял следы — пену там, следы на воде… Но был ветер, волна, вы не заметили этого…
— А тропинка куда девалась?!
— Она узкая, эта тропинка, на нее и правда трудно попасть, а тут они ее всю уничтожили. Шли по ней, и все кочки вырывали, дно в этом месте углубляли. Ну, все понятно? Тогда с Богом!
Шаткое сооружение, эти два бревнышка, скрепленные тросиком! Но все-таки и не сучья, на которые приходится ложиться грудью, не тропинка, на которую надо выходить неизвестно где, в воде по пояс. С воды виден остров — двух-трехметровые заросли тальника, узкий галечный бережок, и по этому бережку идет Акимыч, взволнованно рассказывает что-то Маралову. Дмитрий Сергеевич обнял Акимыча за плечи, кивает в ответ головой. Прямо-таки благостная картинка!
Глава 29. Чужой
Гриша был честен с Вовкой Дягилевым, и долго пытался хоть немного его воспитать.
— Не научишься сам — пропадешь, — пожав плечами, произнес он, вернувшись в третий раз из города с рюкзаком инструментов и книг.
Вовка лежал, смотрел уныло (он почти что всегда так смотрел), валялся на грязном тряпье. Сколько Гришка с ним ни бился, не был в силах отучить Володьку от подоночной привычки жить в грязи. И ругал, и стыдил, и просто бил, объясняя — не свобода это, а конец, тупик всему. Если так жить, даже из Красноярска бежать тогда не стоило. Володька сопел, ныл, плакал, извинялся… и поступал по-прежнему, как только Гриша отвернется.
Причем Вовка ничего специально не делал, чтобы жить в дерьмище. Механизм прост — он всего лишь не прилагал усилий, чтобы жить в чистоте и порядке. Только-то!
ebooksa