— Нет, нет. — Он откупорил бутылку и передал ее Мудроу. — Конечно нет, Стенли. Я уже давно работаю в полиции. И ты тоже. Ни для кого не секрет, что многие преступники ускользают. Ну, что тут сделаешь? Ты хочешь потратить еще полгода на поиски грека?
— Хочу, — спокойно ответил сержант. — Дай только время, и я найду его.
— Если он еще в Нью-Йорке.
— А где ему быть?
Эпштейн обернулся.
— Зачем спорить? На нашем участке его нет. У нас своих дел выше потолка. Чертова Лига защиты евреев грозит организовать собственное патрулирование улиц, если мы ничего не предпримем. Нам что, больше всех надо? Вспомни Краун-Хайтс. Ведь там шла настоящая война.
Мудроу бросил пустую бутылку в корзину, и она звякнула, ударившись о первую. Он знал, что капитан прав. Конечно, Мудроу может остановить конфликт между евреями и латинос. Седьмой участок — это его мир. Он прожил здесь всю жизнь. Нижний Ист-Сайд — это бесконечность космоса — от Четырнадцатой улицы на севере и до Бруклинского моста на юге. Третья авеню отделяла его от Гринвич-Виллидж. В отличие от Гарлема этот район никогда не был «хорошим».
Большинство домов здесь построили в период между 1890 и 1915 годами, чтобы приютить миллионы иммигрантов из Восточной Европы. К концу Второй мировой войны большинство из них умерло или переехало на Лонг-Айленд или в Нью-Джерси, оставив район пуэрториканцам, которые приезжали сюда полноправными американскими гражданами. Однако вскоре они начинали понимать, что их жилищные условия улучшать никто не намерен, хотя большинство здешних строений напоминают пещеры. Квартплата, регулируемая законом, была такой низкой, что вообще не приносила прибыли. Многие домовладельцы оставили свои владения бродягам и наркоманам.
Все эти годы без всякой на то причины пуэрториканцы винили в своих бедах тех евреев — их было несколько тысяч, — что еще оставались здесь. Они жили в районе Гранд-стрит, который остальные жители называли не иначе, как еврейским гетто. И каждые восемь-девять месяцев какая-нибудь уличная банда решала дать евреям бой.
Новость довольно старая для Стенли Мудроу. Сам он не имел отношения ни к одной из этих этнических групп. Жители седьмого участка знали его как человека себе на уме. Он был беспощаден к преступникам, которых начинал преследовать, и когда выходил на охоту, то доставалось и посторонним. Но знали и то, что к нему всегда можно прийти за советом, что он вмешается, узнав, скажем, что бар миссис Перес постоянно грабят наркоманы, или вступится за сына Мела Липски, хотя тот сидит в ожидании суда по обвинению в подделке кредитных карточек, но ему несладко приходится в тюрьме, где его атакуют гомосексуалисты. Он справится и с этой проблемой, как решал многие другие, неуклонно идя к своей цели, забывая обо всем на свете.
Капитан Эпштейн еще не кончил говорить, а он уже думал о том, с чего начинать. Пожалуй, со спортивного клуба на Людлов-стрит — просторного зала с тремя-боксерскими рингами и грудой пропитанной потом экипировки. Из этого зала вышли три национальных чемпиона и один серебряный олимпийский медалист, не говоря о множестве профессионалов. Мудроу регулярно ходил туда заниматься боксом. Он дрался со всеми. Натянув спортивный костюм, он своей тушей нависал над новичком и позволял отрабатывать на себе любые удары, даже не пытаясь отвечать. Он топтался вокруг такого парня, уклонялся от его ударов, мог легонько заехать локтем в подбородок, отражал удар — и все это с грацией танцующего медведя. Мальчишки получали удовольствие от того, что колотили по чугунной громадине копа. В весовой категории, превышающей отметку в девяносто килограммов, никому никогда победить его не удавалось, но любой, кто хотел, мог оттачивать на нем удары в безуспешной надежде заметить хотя бы подобие боли на его лице. Как только он появлялся в зале, тренировки, которые шли во всех углах, прекращались, все глазели на стодвадцатикилограммового сержанта, вальсирующего с четырнадцатилетним мальчишкой. В такие минуты он не мог не вызывать улыбки. Здесь собиралась лучшая часть молодежи из гетто, самые дисциплинированные подростки с улицы. Они не ходили в информаторах, но ненавидели уголовников и боялись бессмысленной жестокости наркоманов, наводнивших Нижний Ист-Сайд. Вот они-то и подскажут Мудроу верную дорогу.
— Ну?
Мудроу поднял глаза и увидел, что Эпштейн пристально на него смотрит.
— Что «ну»?
— Стенли, о чем мы тут вообще говорим? — Эпштейн ударил ладонью по столу. Он никогда не забывал о том, как нужен ему Мудроу. — Ради Бога, займись делом на Гранд-стрит.
Мудроу пожал плечами.
— Да плевал я на этого Чедвика.
— Хорошо. — Эпштейн широко улыбнулся, уже не зная, как ему отделаться от сержанта. — Кстати, ты сказал федералам о греке?
Мудроу улыбнулся в ответ, пытаясь сообразить, как бы ему вытянуть из капитана еще бутылочку пива.
— Конечно нет, — ответил он.
ebooksa