Тройное Дно

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

На палубу Зверев вышел с большой охотой и радостью. Видны были какие-то огни слева по борту.

Отдышались. Постояли еще. Бухтояров вынул из куртки радиоприемник, покрутил колесико, поймал питерскую станцию, послушал, хрюкнул, передал говорящую коробочку Звереву. Музыка была в эфире. Песня Анны Глебовны Емельяновой, старая и томительная. Зверев вопросительно посмотрел на Бухтоярова.

— Ты слушай, слушай. Сейчас повторят. Они каждую минуту повторяют, пока цензура не всюду введена.

И Зверев услышал.

«Сегодня неустановленной террористической группой произведен пуск боевой ракеты „земля-земля“ по дворцу культуры „Праздничный“. В результате погибли все, кто готовился выступать на завтрашнем концерте и присутствовал сегодня на прогоне программы. По счастью, осталась в живых Анна Емельянова. Сейчас она находится в реанимации… В городе объявлено чрезвычайное положение… Число жертв… Крупномасштабная операция, бой в районе Валаама…»

— Ты что натворил, гаденыш? Ты что улыбаешься? Ты как сумел?

— Установка, которую «зачистили» на пусковой, была маневром. У меня еще одна ракета была куплена в той же части раньше. Я ее на баржу установил. У меня же в работе люди, мастера высочайшие. А их в ночлежку. Бульон жрать с булкой. Подошла баржа к морвокзалу, и произвел Офицер пуск.

— А на маневре твоем кого сдал?

— Капитана Елсукова. Он изрядная сволочь. Деньги любит. А Офицер твердый парень. Я его вовремя вывел из-под «зачистки» и все объяснил. Он и сработал.

— «Все» — это что?

— А то, что и тебе попытаюсь втолковать. Времени у нас много будет.

— А если бы не попал он? В дом жилой полетела бы ракета?

— Исключено. Ее наводил Телепин. А теперь пошли вниз. Вон идет кто-то. Огни видишь справа? Погружаемся, Андреевич. Адью.

Сели ужинать. Каша, фарш колбасный, макароны, чай. Огурцы маринованные от пуза и спирт. Еще шпик. С горчицей.

— Ты, Юра, не переживай. Дело твое правое. Победа будет где надо. Помянем наших товарищей, что держали сегодня оборону.

Зверев выпил полкружки спирта. Запивать не стал, только выдохнул отчаянно и стал жрать. Огромные куски кидал в рот, миску ему накладывали за миской, а он все не мог остановиться. Потом выпил еще треть кружки и еще…

* * *

…Мучительно хотелось петь. Толстый, неповоротливый и сухой язык тяжело перекатывался во рту. Вначале он никак не мог сообразить, где он и что произошло с ним и что еще может случиться. Потом сел, огляделся. Тлела лампочка в плафоне, рядом на матрасе храпел Пуляев. На столе стоял чайник с водой. Должно быть, Бухтояров озаботился с вечера. Зверев пил долго, неопрятно, обливался, проливал… Потом очнулся. Вышел в коридор. Кажется, правильно это называлось гальюном. Матрос был в коридоре. То есть вахты отрабатывались, служба шла.

— Где Бухтояров?

— Спит он. Разбудить?

— Не нужно. Капитан где? Этот… Андреич…