Тройное Дно

— Ты меня полюбил, что ли, Кузя?

— В каком смысле?

— Ну что за дифирамбы. Будто в Крым по путевке профсоюза отправляешь.

— У нас лучше, чем в Крыму. Бомжи потом уходить не хотят. На коленях просят, чтобы оставили.

— Конечно. В подвал или на верхний розлив. Нора-то не у каждого.

— У тебя, видать, нора справная.

— Ну я пошел.

— Ага.

Пуляеву вообще везло. Комната на четыре койки, куда его определил бригадир-хозяин, была только что обустроена, и он оказался в ней первым постояльцем, а потому выбрал себе койку у окна, осмотрел тумбочку. Даже бельевой шкаф здесь был. Он умылся в общей ванной, вернулся на свою койку, разделся до трусов, повесил одежду на спинку стула, залез под покрывало и моментально уснул. Сегодня они с Хоттабычем, его маленьким другом и мрачным дядькой, у которого цыгане украли в поезде все документы и деньги, таскали страшно тяжелые ящики с каким-то добром на шестой этаж, в офис новой фирмы. Все буквально валились с ног, один Хоттабыч был бодр и весел. Его давным-давно приказано было не пускать больше в гостиницу ни на каких условиях. Они на скорую руку выпили по половине баночки смородиновой водки и разошлись.

За все те дни, что провел Пуляев на подхвате, чистке канализации, покраске и наклеивании обоев, и даже плитку кафельную пришлось клеить, он не сделал ни одного неосторожного шага, не проявил излишнего любопытства, не лез с расспросами ни к бомжам, ни к обслуге. Похоже, его уважали. И не только уважали. Он физически чувствовал к себе интерес. Ощущал присутствие кого-то. Он не мог сказать, что его просвечивали, но он и был небезразличен здесь. Общежитие это, или гостиница, как ее называли, была следующим кругом доверия. И если те, кто хотел выйти на контакт с ним, искали подходящее место встречи, то лучшего придумать было нельзя.

Накануне, на спецквартире, Зверев рассказал ему, что кто-то интересовался его делом. Взяли данные из компьютера, делали запрос о возможном месте жительства, и даже на планерке человек совсем из другой службы как бы невзначай спросил Зверева о нем. Тот просто покачал головой. Проходил, дескать, по делу клоунов свидетелем, по другому делу проходил подозреваемым. Подозрения и обвинения сняты, где сейчас — не знаю. На всякий случай переменили место встреч. На новую квартиру приходить пока было не велено. Телефон и адрес крепко были вбиты в память. А тут и гостиница как бы невзначай подоспела. Зверев подозревал, что дело параллельно ведет другая бригада. В принципе так оно и было. Министерства и управления стояли на ушах. Произошла как бы полная мобилизация. Формально за все три дела, объединенных в одно, отвечал Зверев. Естественно, за ним наблюдали. Но был еще кто-то. Главный наблюдатель.

* * *

Когда Пуляев проснулся, две койки из трех были заняты, два неопределенно среднего возраста мужика сидели в одних трусах на вожделенных местах временного возлежания и упоенно чесали ступни ног. Проделывали они это настолько синхронно, что он рассмеялся. Оба худые и угловатые. Рядом с койками стояли одинаковые коричневые чемоданчики, из которых они вынимали поочередно то мочалки, то майки-безрукавки, а то и предметы кухонной утвари. Все свое ношу с собой.

— Колюн!

— Иван!

— Пуляев!

— И на том спасибо.

Через сорок минут Колюн с Иваном, перемигнувшись и выглянув в коридор, предложили Пуляеву выпить.

— А закон?

— Дуракам закон не писан, — объявил Колюн.

— Глупый лысому не товарищ, — подтвердил Иван.