— А говорили про что?
— Про билет на Краснодар. Лететь должен был один, а второй билет собирался брать. И рейс откладывался. Потом оказалось, там с самолетом что-то. Не выпускали долго. А у наших борта лишнего не оказалось.
— Еще-то кто был в зале? Кроме двоих?
— Еще мужчина. Одет тщательно, чаю попил с лимоном, бутерброд с рыбой взял. Читал газету. Потом вышел.
— Когда вы обнаружили, что случилось что-то с артистами?
— Я рассчитаться к „краснодарцам“ этим пошла. Потом они вышли, а я смотрю — вроде как спят артисты. Они часа четыре сидели. Утомились. Им-то куда надо было?
— Им тоже в Краснодар. Ну, подошли вы?
— Я подошла. Бабетта, так ее называли, лицом в тарелку, Котик…
— Кролик…
— Кролик в кресле откинулся. Только глаза навыкат, открытые, и лицо синее. Язык выпал изо рта. Я присмотрелась, проволочка в щеке торчит. Или иголка. Я Бабетту взяла за плечо — не отзывается, приподняла — она еще синей.
— А тот, что чай пил?
— Он деньги на блюдечке оставил. Его уже не было.
— И что, в зале больше никого? Ни за стойкой, ни у дверей?
— Никого. У нас штаты сократили. Зато зарплата побольше теперь.
— А выстрела никакого не слышали? Выстрелов, точней.
— Нет, ничего.
— И больше никто в зал не входил?
— Никто не входил. У нас дверь приоткрыта, все видно. Сами потом посмотрите. Не войдет и не выйдет. Времена нынче такие. Посуду могут со стола взять, скатерть.
— На столах ничего не было? Трубочек никаких? Зажигалок необычных, ну, шприца?
— Нет, ничего.