— Понимаешь, старик, — сочувственно пояснил Опрышко, — винить тут некого. Но Живолуб прав, ничего не поделаешь. Просто, извини за откровенность, рожа у тебя невыразительная! Так что надо думать, искать. Найдем подходящего человечка, ты не волнуйся. Ну а ты, конечно, останешься одним из авторов.
Не одним автором, а одним из! А потом постепенно его вообще вытеснят. На хрен он им нужен. Ведущий и сам сообразит, какой материал ему брать в передачу.
Чертов Живолуб!
Ефим Валерьевич резко встал из-за стола и отправился в ванную. Почти одновременно раздался дверной звонок, но он не обратил на него особого внимания. Жена дома, она и откроет. Тем более что это наверняка пришли к ней, лично он никого не ждет.
Закрыв за собой дверь на защелку, Ефим Валерьевич уставился в зеркало и стал внимательно изучать хорошо знакомое ему лицо. Чем, интересно, оно уж такое невыразительное? Лицо как лицо. Не красавец, конечно, не Ален Делон, но и ничего страшного. Ну, уши слегка оттопыренные, ну, нос чересчур мясистый, глаза, пожалуй, чуть близковато посажены, подбородок какой-то расплывчатый, но в принципе-то все нормально, бывает куда хуже. Каких только уродов сейчас не увидишь в качестве ведущих!
Любопытно, между прочим, что за рожа у самого Живолуба. Скорей всего, морда кирпичом, как у всех этих начальничков. Главное, ведь все шло хорошо, и уже через Женьку договорились даже, сколько Ефим Валерьевич отстегнет, и вдруг такая осечка.
Теперь вряд ли это можно изменить. Раз уже прозвучало, что рожа невыразительная, то переубедить невозможно, это Ефим Валерьевич хорошо понимал. Как ни старайся, но обязательно кто-нибудь подобный идиотизм повторит, и все тут же с ним согласятся, так что дело тухлое.
Нет, надо пробовать по новой, с другим каналом. Подготовить все более тщательно. Хотя, конечно, никакой гарантии нету, что и там какой-нибудь мудак не ляпнет, что рожа невыразительная.
И какой, спрашивается, выход?
Ефим Валерьевич глубоко задумался. Контраст — вот что нужно, внезапно осенило его. Если бы, скажем, рядом с ним сидел какой-нибудь кретин с действительно тупой харей, то он, Курочкин, на его фоне показался бы сверхвыразительным.
Вообще-то, это, пожалуй, не такая уж и глупая затея. Надо завести себе дебила и ходить с ним на всякие важные встречи, переговоры и все такое прочее. Вот, мол, мой племянник или, там, сосед, я его не мог оставить, вы уж извините.
Причем дебилу и говорить при этом ничего не надо, просто пусть сидит рядом, глаза таращит, и все, вполне достаточно.
Ефим Валерьевич оживился. А что, интересная мысль! Что-то в этом, безусловно, есть. Причем не так уж недостижимо. Договориться с Харкевичем, он главврач тринадцатой психбольницы, чтобы дал ему какого-нибудь тихого дебила напрокат, и дело в шляпе. Харкевич понятливый, долго объяснять ему не надо, что-нибудь придумает.
Точно, надо завтра же ему позвонить, не откладывать в долгий ящик. Дебил для переговоров — это определенно очень свежая, продуктивная идея! Она обязательно сработает.
В приподнятом настроении Ефим Валерьевич вышел из ванной.
В глаза ему бросилась супруга, сжимавшая в руках роскошный букет, обернутый в тонкую розовую бумагу. Она положила букет на кухонный стол и, достав с полки голубую керамическую вазу, стала наливать туда воду.
— Это чего это? — поинтересовался Ефим Валерьевич, кивая в сторону стола.
— Ты же видишь, букет, — сдержанно отвечала супруга.
— Я вижу, что букет! — раздраженно заявил Ефим Валерьевич. — Я спрашиваю — откуда?
ebooksa