«И поделом тебе», – подумал я.
– Там зачем мне помогать им?
– При чем тут они?
Он устало махнул рукой:
– Да никому я не хочу помогать. Никому. Мне никто не помогал. Никогда. – Он откинул голову на спинку кресла и сдавленно вздохнул.
– Но это твой последний шанс, Уилли. Последний. Чтобы спасти душу, свою ари.
Он закрыл глаза и отвернулся.
– Ты сократил число дней моего отца на земле, – продолжил я, – и этим обидел Элеггу, Чанго и Ошун. Их всех. Ты желаешь, чтобы твоя ори искала успокоения вечно? Не хочешь, чтобы боги простили тебя?
Он долго молчал, вдруг подался вперед, потянулся и схватил мою руку:
– Сделай кое-что для меня.
Я кивнул.
– Приведи ко мне кого-нибудь настоящего, кто общается с богами. – Он перевел дух и тяжело сглотнул. – Не ведунью какую-нибудь, а настоящего. – Он заглянул мне в лицо. – Ты можешь это сделать?
– Да.
– Обещай. – Его костлявые пальцы сжали мои.
Я пообещал. Решил, что привезу сюда Марию Герреро. Заплачу, сколько она попросит. Надеюсь, что начальник тюрьмы, друг Переса, разрешит. Тем более что умирающий заключенный признается в совершении еще одного преступления.
Я позвал надзирателя Маршалла, чтобы он был свидетелем. И Педрера при нем рассказал, как двадцать лет назад он торговал наркотиками и однажды вечером у него произошла стычка с моим отцом. Он говорил очень долго, все не мог закончить, заходился приступами кашля, во время которых задыхался, ловил ртом воздух и даже прослезился. Я скрупулезно записывал каждое его слово. Наконец он добрался до фатальных выстрелов в моего отца.
– А что Хулио Санчес? – спросил я.
– Этот парень находился там, но твоего отца не убивал, – проговорил Педрера. – Это сделал я. А он пытался остановить меня. Не получилось.
Я заставил его повторить эти слова еще раз, а потом он подписал свое признание, и мы с Маршаллом тоже.
Я опять пообещал, что привезу общающуюся с богами женщину, а он попросил, чтобы я поторопился.