— Я знаю, Хенрик. И вот теперь я хочу предоставить вам тот же выбор, перед которым вчера вы поставили меня.
Улыбка застыла на лице Бигума.
— То есть?
Выражение лица Хартманна тоже переменилось. С таким серьезным видом он обычно говорил с Бремером.
— Или вы уйдете добровольно… — Он помолчал. — Или мы решим это за вас голосованием.
Бигум затряс головой:
— Что?
За столом стало тихо. Помня нелюбовь Вебера к конфликтам, Хартманн не просил его присутствовать на собрании. А Риэ Скоугор стояла недалеко от стола, улыбаясь и ожидая развязки. Она с шести утра сидела на телефоне, так что они точно знали, каковы шансы Хартманна.
Бигум начинал злиться.
— Это немыслимо. Я работаю в этой партии уже двадцать лет — столько же, сколько и ты, Троэльс. Во всем, что я делал, я руководствовался только нашими общими интересами.
— Вы были у Бремера, Хенрик. Вы предложили ему сделку.
Костистое, аскетичное лицо университетского преподавателя вспыхнуло.
— Я только хотел узнать его мнение. Ничего больше. Наша победа совсем не гарантирована. Надо думать о возможных компромиссах…
— Так что вы выбираете, Хенрик? Добровольный отзыв или голосование?
Бигум посмотрел на каждого в комнате. Никто не смотрел ему в глаза, даже Падде.
— Понятно.
Он поднялся и, не спуская ненавидящего взора с Хартманна, выпалил:
— Пошел ты к черту, Троэльс. Тебе никогда не стать мэром. Ты… у тебя…
— Кишка тонка? — подсказал Хартманн.
Риэ Скоугор с лучезарной улыбкой открыла ему дверь.