— Нет, — кипятился Хартманн. — Мы знаем наши силы. Мы справимся.
Скоугор вытянула руку, согнула ее в локте:
— Смотри, какая я сильная. Потрогай.
Хартманн рассмеялся, подошел, сжал пальцами ее бицепс:
— Неплохо. И заодно…
Он нагнулся к ней, ее руки обвили его шею. Они поцеловались. Серый деловой костюм слился с черным строгим платьем.
Она замерла в его объятии, произнесла мечтательно:
— Кажется, это было так давно.
— Когда выборы закончатся, я отвезу тебя в такое место, где есть самая большая, самая мягкая, самая теплая постель…
— Когда выборы закончатся?
— Или раньше.
— Это обещание политика?
Хартманн оторвался от нее с улыбкой:
— Нет, это мое обещание. Позвони отцу, пусть он поговорит с министром внутренних дел. Я хочу знать, что должен сделать, чтобы в парламенте обо мне заговорили благосклонно. Достаточно одного слова, Хольк узнает.
Вернулся Мортен Вебер, неся тарелку с бутербродами.
— На парковке полно полицейских, — сообщил он.
— Что они там делают? — спросила Скоугор.
Вебер хмурился:
— Откуда мне знать?
Лотта Хольст была на одиннадцать лет младше своей сестры Пернилле и достаточно привлекательной, чтобы шестой год удерживать место за стойкой бара в «Клубе разбитых сердец». Заведение обслуживало бизнесменов, высших чиновников и всех тех, кто готов был заплатить двести крон за слабый коктейль. Находился клуб недалеко от гавани Нюхаун, на пути у туристов, желающих прокатиться по каналу или перекусить в ресторане.