Записки из Города Призраков

22
18
20
22
24
26
28
30

Папа, вероятно, думает, что я каким-то образом пытаюсь расстроить его свадьбу с Хитер. Но я отказалась от этих попыток, как только узнала, что они обручились. Он уже слишком глубоко увяз в этой трясине.

Папа закрывает за собой дверь моей комнаты с легким стуком. Рефлекторно я хватаю с кровати подушку и швыряю в закрытую дверь. Она мягко падает на пол. Я усаживаюсь рядом с мамиными коробками, подтягиваю колени к груди. Беру карамельку из маминой секретной шкатулки для сладостей. Бедный папа. Бывшая жена сумасшедшая, а теперь еще и дочь ку-ку.

Но… если Штерн реальный, если он прав, тогда есть шанс, что я не чокнутая. Тогда я в шоколаде. В здравом уме… по крайней мере, пока.

Каждый год на мой день рождения мама проводила не один час, готовя мне торт, пробуя новые рецепты, новые комбинации. Она помешивала глазурь в большой керамической миске, звала меня: «Подойди сюда, Лив. Скажи, что нужно добавить», – и давала попробовать с серебряной ложки с длинной ручкой. Красила глазурь в розовый цвет свекольным соком или в сапфировый – черничным, а потом поливала ею многочисленные пики и долины.

И я знаю: если есть даже малейший шанс, что Штерн говорит правду, я его выслушаю, помогу, сделаю все возможное и невозможное.

На секунду я приваливаюсь к краю кровати, стараясь понять, что же мне делать. На потолке вижу маму, улыбающуюся мне из глубин белого океана.

«Пусть он будет настоящим».

Паника змеей заползает в грудь, и я выпрямляюсь. Если он не настоящий, если так все начинается… что за этим последует? И чем все закончится?

«Пожалуйста. Пожалуйста, Боже… пожалуйста, кто угодно. Пусть он будет настоящим. Пусть он не ошибся».

Он должен быть настоящим.

Я это докажу.

Глава 7

Я намереваюсь позвать Райну на помощь, но не более секунды. Она не поймет. Куда ей?

Есть у Райны одна особенность: иногда она так действует мне на нервы, что я могу закричать. Я люблю эту девушку и, возможно, без нее умерла бы в какой-нибудь канаве, но иногда я думаю, что наша дружба – еще один трофей, который ей хочется заполучить. На следующей неделе она пойдет на кладбище, будет стоять рядом с родителями Штерна, будто его лучшая подруга, изображать святую, тогда как я, Засранка с большой буквы, не смогу предстать перед их глазами. И звание «Самой сострадательной подруги погибшего парнишки» достанется…

Райне!

А ведь именно я их познакомила, и это убивает. В шестом классе мы с Райной ходили на обществоведение, и она выглядела такой одинокой – только что переехала в Майами из Миннеаполиса, – и мне понравилась прядь розовых искусственных волос, которую она вплетала в свой темный конский хвост. Поэтому я пригласила ее к себе на ночь. Штерн – он всегда учился в спецшколах, которые помогали развивать его музыкальный талант, – пришел, чтобы поесть пиццы с грибами и посмотреть «Площадку»[17]. Тогда мы впервые и провели вечер втроем. Собственно, не только вечер, но и большую часть ночи. Говорили о Миннеаполисе, о том, как ее отец вдруг сменил город, а месяцем позже сюда же приехали она, и ее мать, и три сестры, потому что мать нашла здесь работу переводчика. Райна научила меня подводить глаза широкой полосой, а потом мы прокрались в стенной шкаф мамы и переоделись в ее концертные платья, да еще натянули на головы колготки. Изображали из себя музыкальный дуэт «Колготочные головы», а Штерн выступал нашим менеджером, организовывающий нам концерты во всех самых известных клубах Северной Америки, Западной Европы и Китая.

После этого мы стали практически неразлучными.

Но первой его нашла я.

Я глубоко вздыхаю: Штерн. Мама. Сердце бьется быстрее, откликаясь на его слова: «Она этого не делала; она невиновна».

Я встаю, начинаю срывать с себя рабочую одежду, потом поворачиваюсь к стенному шкафу, где все развешено по цветам, надеваю чистый «синий» топик с пуговицами на груди, замшевые «бежевые» шорты, широкий пояс с головой барана на пряжке, черные ботинки «Док Мартенс» с розовыми шнурками: для меня все серое, только разного оттенка.