С этими словами он ушел, и я остался на мостике один.
Было неописуемо приятно просто стоять, держась за штурвал. Но если рев топки и периодический гул двигателей создавали в кочегарке атмосферу обыденности, то теперь я оказался лицом к лицу с реальной опасностью. В тусклом свете клонящегося к концу мартовского дня я увидел: нос так сильно просел, что едва виднелся над водой, несмотря на то что ветер дул нам строго в корму. А как только судно развернуло и нам снова пришлось прибегнуть к помощи двигателей, вся палуба перед капитанским мостиком покрылась бурлящими волнами. Пот остывал на моем теле, превращаясь в ледяную липкую пленку, покрывшую всю кожу, и я очень скоро продрог. Я нашел в штурманской рубке пальто с капюшоном, которое спасло меня от холода. На карте было отмечено наше новое положение. Мы находились на полпути между скалами Рош-Дувр и рифами Минкерс, в угрожающей близости от подводных скал.
В шестнадцать тридцать он меня сменил. Несколько секундой стоял, вглядываясь в штормовое море, которое быстро окутывали сумерки. Его лицо и шея блестели от пота, а глаза глубоко запали. Все кости его лица, казалось, выпирали из-под кожи острыми и жесткими углами.
— Зайди на минуту в штурманскую рубку, — произнес он, беря меня за локоть, — либо из потребности физического контакта с другим живым существом, либо пытаясь сохранить равновесие на уходящем из-под ног мостике. — Ветер сменил направление и теперь дует с запада, — начал он, указывая на наше положение на карте. — Скорее всего, он вскоре сменится на юго-восточный. Мы должны быть очень осторожны, чтобы не оказаться в самом центре Минкерс. Что нам необходимо сделать, это попытаться взять южнее. Всякий раз, запуская двигатели, нам необходимо выжимать из них все, что только возможно.
Я кивнул.
— Куда вы направляетесь — на Сен-Мало?
Он посмотрел на меня.
— Я никуда не направляюсь. Я просто пытаюсь удержать пароход на плаву. — Он поколебался и добавил: — Через четыре часа прилив повернет навстречу нам и ветру, и тогда начнется свистопляска, которая продлится всю ночь.
Я посмотрел в окно штурманской рубки, и у меня оборвалось сердце. Я и представить себе не мог что-то худшее, чем то, что окружало нас сейчас. Я смотрел, как он производит расчеты и ставит на карте еще один крестик в пяти милях к западу и немного южнее предыдущей отметки.
— Мы не могли пройти столько за один час, — запротестовал я.
Он бросил карандаш на стол.
— Если не веришь мне, посчитай сам. Скорость течения порядка трех узлов, плюс две мили на ветер и двигатели.
Я уставился на карту. Минкерс были уже совсем близко.
— Что произойдет за следующие два часа? — спросил я.
— За следующие два часа течение заметно ослабеет. Но по моим расчетам к тому времени мы окажемся в миле или около того от юго-западного бакена. Там мы и проведем первую половину ночи. А когда прилив сменится отливом… — Он пожал плечами и вернулся в рулевую рубку. Все зависит от того, удастся ли нам вообще продвинуться к югу.
С этим жизнерадостным напутствием я снова спустился вниз, вернувшись к изнурительной работе и палящему зною кочегарки. Час в кочегарке, час на мостике. Снова и снова. Одурев от усталости, мы делали это совершенно автоматически, интуитивно подстраиваясь под размашистое раскачивание мостика, а затем приспосабливаясь к более резкой, менее предсказуемой и гораздо более опасной качке в кочегарке.
Я помню, что, когда окончательно стемнело, я стоял у штурвала. Ночь подкралась незаметно. Внезапно я понял, что уже не вижу нос корабля и не понимаю, откуда дует ветер, потому что пену, которую он срывал с гребней волн, я тоже не видел. Вокруг меня был лишь испещренный белыми барашками мрак. Палуба кренилась у меня под ногами и, поскольку со всех сторон нас окружала вздыбившаяся вода, казалось, что мы мчимся по стремнине какой-то гигантской реки, скользя вниз со скоростью, от которой захватывало дух. Дальше мне пришлось управлять судном, сверяясь с компасом и собственными ощущениями, стремясь использовать каждый рывок двигателей для того, чтобы отклониться как можно южнее.
Вскоре после полуночи в бушующей, изорванной ветром темноте за носом корабля на мгновение показался слабый мерцающий огонек. Я молил Бога о том, чтобы мне не показалось. Я ведь очень устал, а почудившийся мне проблеск был смутным и призрачным. Но чуть позже я увидел его снова. В двух румбах по правому борту совершенно определенно что-то светилось. Огонек то появлялся, то снова исчезал, заслоняемый от меня волнами.
К концу моей вахты стало ясно, что это бакен.
— Как мы и ожидали, — заметил Пэтч, сменяя меня у штурвала.
ebooksa