Когда они вошли в холодное, полутемное подвальное помещение, О’Рурк их уже ждал. Глаза у него покраснели, он был небрит, хотя и одет в свой черный костюм с белым воротничком. Он развалился в ветхом кресле и лишь следил взглядом за Лучаном, когда тот засуетился, чтобы разжечь огонь в другой комнате и поставить на горячую плиту кастрюлю с супом.
– Вы нашли Попеску? – спросила Кейт.
– Нет. Весь день я провел в Тырговиште.
– Тырговиште? – Кейт помнила этот городок милях в пятидесяти от Бухареста, где находился приют, из которого перевели Джошуа.
– Что-нибудь выяснили?
– Да, – ответил О’Рурк. В его голосе звучала усталость. – Администрация приюта по-прежнему не располагает никакими сведениями о родителях Джошуа. Он был найден в аллее возле приюта.
– Плохо, – сказал Лучан, попробовав суп и скорчив гримасу. – По-моему, вы оба предпочитаете не такое острое варево.
– Но я сунул на лапу сторожу, чтобы он описал мне двух людей, которые организовали перевод Джошуа из Тырговиште в Бухарест, – продолжил священник. – Сторож смог сделать это, потому что они явились лично для организации перевода.
– И что? – спросила Кейт, доставая из кармана бумажку. Если повезет, то Лучан сможет сказать, соответствует ли внешность названного Амадди человека описанию сторожа.
– Один из них среднего возраста, низкорослый, тучный, угодливый, с зачесанными назад волосами, курит «Кэмел».
– Попеску, – догадалась Кейт.
– Да, – подтвердил О’Рурк. – А с Попеску был молодой человек, тоже румын, но с безупречным американским произношением. Сторож слышал, как этот молодой человек отпустил какую-то шутку на английском в разговоре с администратором больницы. Еще он сказал, что тот был в дорогих американских джинсах… кажется, «Ливайс»… и в каких-то кроссовках западного производства с бегущей волной по бокам. Он и Попеску увезли Джошуа в голубой «дачии».
Кейт повернулась и посмотрела на Лучана. Тот опустил деревянную ложку обратно в кастрюлю с супом.
– И что, – сказал он. – Мало ли в этой стране голубых «дачий».
О’Рурк поднялся.
– Сторож слышал часть разговора перед отправкой Джошуа. – Голос его был тихим. – Молодой человек с безупречным американским произношением упомянул, что он студент-медик. А шутка на английском звучала примерно так: если он не найдет богатого американца, который купит ребенка, тогда он продаст его вивисекторам из университетской медицинской школы.
Лучан направился к выходу, но Кейт загородила ему дорогу.
– Сторож слышал, как Попеску называл молодого человека по имени, когда они считали деньги для взятки администратору приюта. – О’Рурк сделал паузу. – Он называл его Лучаном.
Сны крови и железа
Жизнь моя состоит теперь почти только из шепота и снов. В снах я вижу те дни и тех недругов, которых уже нет; а шепот доносится и из зала, и с лестницы, и из моей спальни, будто я уже мертвец, – о том, как ребенок был возвращен к Церемонии Посвящения. Теперь этот шепот звучит самодовольно. Они похваляются тем, как ловко им удалось вернуть ребенка. Они не говорят, как он был потерян или похищен. Они не представляют себе или просто не помнят, какие страшные кары, какое наказание обрушилось бы на них, будь я Владом старых дней, узнавшим о такой нерадивости своих подчиненных.