– Кажется, нет, – ответила она.
– Вам обязательно надо побывать там до отъезда. По отстраненному взгляду серых глаз отца О’Рурка
могло показаться, что в душе он ведет какой-то внутренний диалог.
– Это новый район Бухареста, что он построил? Священник снова кивнул.
– Он напоминает мне архитектурные опусы, которые Альберт Шпеер делал для Гитлера. – Голос его звучал очень тихо. – Берлин в том виде, каким он должен был стать после окончательного триумфа Третьего рейха. А президентский дворец, возможно, крупнейшее жилое здание в мире… Вот только сейчас там никого не осталось. Новый режим никак не сообразит, какого черта с ним делать. А весь бульвар – это нагромождение белоснежных конторских и жилых комплексов – частично Третий рейх, частично «корейская готика», частично Римская империя. Они уничтожают то, что когда-то было красивейшей частью города, как боевые машины марсиан. Старые постройки по соседству исчезли навсегда… сгинули, как сам Чаушеску. – Он потер щеку. – Не хотите немного посидеть?
Они подошли к скамейке. Закат уже совсем погас, отсвечивая лишь в самых высоких облаках, но сумерки плавно переходили в ночь – теплый вечер поздней весны медленно угасал. Несколько фонарей освещали длинную извилистую дорожку.
– У вас нога разболелась, – заметила Кейт. Отец О’Рурк улыбнулся.
– Эта нога не может болеть. – Он приподнял левую штанину над длинным носком и, постучав по розовому пластику протеза, добавил: – До колена. А то, что выше, иногда доставляет чертовские неприятности.
Кейт закусила губу.
– Авария?
– В некотором роде. Что-то типа аварии в масштабах страны. Вьетнам.
Невероятно! Во время войны Кейт еще ходила в школу, а священник, на ее взгляд, был чуть ли не моложе ее. Теперь она повнимательнее всмотрелась в его лицо над темной бородой и, разглядев паутинку морщинок вокруг глаз, впервые по-настоящему увидела этого человека и пришла к выводу, что ему, по всей вероятности, сорок с небольшим.
– Мне очень жаль, что так случилось, – сказала она.
– Мне тоже, – засмеялся священник.
– Мина? – В интернатуре Кейт познакомилась с одним блестящим врачом, специализировавшимся при Комиссии по делам ветеранов.
– Не совсем, – ответил О’Рурк.
В его голосе не слышалось неловкости или неуверенности, с которыми Кейт нередко приходилось сталкиваться во время бесед с ветеранами Вьетнама. «Какие бы кошмары ни мучили его из-за войны, – подумала она, – сейчас он свободен от них».
– Я был тоннельной крысой, – пояснил О’Рурк– Нашел там одного из Национальной вьетнамской армии, а он оказался не просто покойником, а миной-ловушкой.
Кейт не имела понятия, что такое «тоннельная крыса», но спрашивать не стала.
– В больнице вы с детьми просто чудеса творите, – сменил тему беседы священник. – После вашего появления там в два раза снизилась смертность от гепатита.