Мишель Богарэ был тактичный человек, — он не стал уточнять, что конкретно имел в виду коллекционер, взвесив в руке задаток, вежливо улыбнулся: будьте покойны, предприятие в надежных руках.
Между тем становилось ясно, что ничего путного при такой жаре получиться не может, и Язва Господня, бросив карты на стол, поднялся:
— Игра не клеится, господа.
У себя в номере штабс-капитан залез под холодный душ, затем забрался в кровать с противомоскитным пологом и проспал до самого вечера, обливаясь потом, без сновидений. Ужинали молча все в том же душном ресторане «Континенталя», вяло, без настроения. На сцене тощая носатая девица, то ли сильно загорелая, то ли просто грязная, изображала танец живота. Действо отчего-то не возбуждало — ни потенции, ни аппетита. Хованский даже отвернулся, скривившись: «Тьфу ты, гадость-то!»
А ведь были женщины в Египте, были! Девственность несли на алтарь Исиды, священным развратом занимались! Штабс-капитан с жалостью покосился на сцену. На такую небось и козел из Мандесского храма не позарился бы[76]. А алмеи, красотой своих форм и сладострастным бесстыдством доводившие мужчин до безумия? Нефертити, в конце концов? Тоже, чертовка, знала себе цену. Э, да что там, ко временам Рамзеса II Египет уж и сифилис знал, симптомы в папирусах описывали. Увы, за все надо платить, господа.
Утро следующего дня выдалось кошмарным — ранним, жарким и суетливым до крайности. Туристов разбудили ни свет ни заря, накормили плотным завтраком с белым вином и, не позволив даже частично переварить съеденное, потащили на западный берег осматривать древние погребения.
Угрюмо взирал штабс-капитан на широкие лодки с треугольными парусами, на силуэты верблюдов вдалеке, на женские фигурки в черном со связками тростника на головах. Ах, если бы кто знал, до чего вся эта экзотика ему поперек горла! Как устал он от жизни на чужбине! А дома березы глядятся в синий глянец озер, утренние туманы веют грибной прелью, где-то вдалеке баламутит сердечный покой кукушка… Гореть же вам навечно в адском пламени, проклятые большевики!
Между тем, переправившись на западный берег Нила, туристы двинулись по центральной дороге к горному массиву. На юге виднелись развалины храма, построенного некогда в честь побед Рамзеса III, неподалеку от него стояли два колоссальных изваяния Аменхотепа II, причем одна из статуй, изуродованная, обладала чудесным свойством: как только на нее падали лучи восходящего солнца, слышались звуки, подобные тем, что издают лопнувшие струны арфы.
Дорога постепенно поднималась в гору. Наконец между отвесных скал взору открылся причудливый храм царицы Хатшепсут, которая прославилась тем, что, еще будучи принцессой, выловила из нильских вод корзинку с новорожденным Моисеем.
Наконец, когда солнце застыло на небе раскаленной огненной сковородой, туристы оказались у входа в гробницу Тутанхамона. С виду и не скажешь, — мрачная дыра в скале, уходящая полого вниз, таких вокруг сотни, рядом палатка сторожей-арабов да кучи выбранной из галереи гальки.
— Согласитесь, господа, трудно даже представить что там, — гид ткнул пальцем куда-то себе под ноги и неожиданно криво улыбнулся, — находятся богатства, которым нет цены!
Он вытер платком лоб, покрывшийся чудовищной смесью из пота, сала и пыли, и приготовился вести группу в обратный путь. Нужно было успеть к обеду.
— А скажите-ка, почтеннейший, — сделав равнодушное лицо, месье Богарэ лениво посмотрел куда-то в скалистую даль, — вот вы говорите, цены нет, а охраняют гробницу всего несколько арабов. Неужели не боятся, что ограбят?
— Видите ли, месье, Говард Картер — очень ловкий человек, он долго изучал здешнюю жизнь и прекрасно знает, что делает. Во всяком случае, мне точно известно, что от услуг английских военных он отказался. — Экскурсовод пожал плечами и, вытащив из кармашка большие серебряные часы, заторопился: — Пора, господа, в путь, сегодня в меню молодая гусятина, наш повар готовит ее просто божественно!
Обед действительно был неплох: жаркое из серны, куропатки в меду, речная рыба с соусом из фиников, фрукты. После отличного кофе с ликером бандиты поднялись в номер Язвы Господней.
— Будь я проклят, господа, если это не самое понтовое дело в моей жизни! — Глаза месье Богарэ лихорадочно заблестели. — Я селезенкой чую, рыжья там немерено!
В конце концов операцию по изъятию ценностей было решено провести этой же ночью под видом похода в бордель, добычу надежно спрятать и, затаившись на время, дать знать заказчику, чтоб «шинковал капусту». Доставка ценностей в контракт не входила, так что пусть сам подсуетится, не маленький.
За ужином месье Богарэ лихо крутил усы, двусмысленно смеялся в ответ на сальные реплики окружающих и, клятвенно пообещав не обойти вниманием изобретения двух великих людей — Нагана и Кондома, отправился с друзьями навстречу ночным утехам.
Вечерний воздух обволакивал, словно влажный горячий компресс, со стороны Нила тянуло свежестью, слышался негромкий шум воды, какие-то всплески. Когда негодяи переправились на западный берег, низкое темное небо уже густо усеяли огромные южные звезды. Луна была яркой, — близилось полнолуние. Тысячелетние развалины отбрасывали причудливые тени, они казались декорациями к арабским сказкам, не хватало лишь восточной чертовщины — злобных дэвов и летающих ифритов…
Хованский ухмыльнулся: хвала аллаху, вместо нечистой силы впереди уверенно вышагивал месье Богарэ с неизменной трубкой в зубах, слева позвякивали о древние камни подковы Хорька. Эти, правда, не летают…