– Помо-ожем! – заорали все.
Нагота в «Лаборатории» не была уже ни для кого ни сакральной, ни стыдной, ни страшной.
Олеся торопливо разделась, стянув платье и белье. Медный с трудом мог оторвать взгляд от ее обнаженной фигуры – предельно гармоничной, будто выточенной целиком талантливым мастером из слоновой кости, без единого изъяна, с расчетливой геометрией малиновых сосочков и стройных узких бедер. Лис снова завязала ей глаза и заняла свое место в команде.
– Хоп!
Она, как стояла статуэткой в лучах начинающегося заката, так и плавно, паря, опустилась на руки ребят. Ее сразу отпустили. Медный заметил, как порозовел здоровяк Данила, когда на его руки легло это маленькое обнаженное чудо. Олеся, смеясь, облачилась в белье (платье надевать не стала) и принялась скакать по поляне, выкрикивая: «ТАК! ТАК!!!!» Ей не мешали. Это был естественный выход отрицательных эмоций.
Су Ян падать отказалась. Впрочем, глянув в ее карие глаза, Медный понял: да, эта прыгнет. Во что бы то ни стало!
Он дал знак Шкиперу: мол, полезай выпускающим. Сам же Медный остался на земле: готовить к подъему прыгающих, подгонять и закреплять на их телах страховочную амуницию.
Вечерело. Над горизонтом оранжевыми зайками метались зарницы, освещая его безумными отблесками. Иван, Соня, Лис, Диман, Сын Плотника и Данила, которого в противовес пришлось удерживать троим, прыгнули нормально, ибо делали это не в первый раз. Камилла, как обычно, спустилась с небес с истошным визгом, помогая им себе в полете. Медный закрепил страховку на Олесе. При этом он волей-неволей прикоснулся к ее коже, так как она прыгала в белье, и поймал себя на мысли, что остро ощущает каждое прикосновение к бархату ее тела, к лопаткам.
– Пошла!
Она стала подниматься ловко, как обезьянка. За перекладины цеплялась пальцами ног, необыкновенно гибкими, ловкими. Она ни разу не посмотрела вниз – это хорошо. Все, наверное, с замиранием сердца следили за ее прыжком.
Вот маленькая фигурка, темнеющая на фоне неба, отцепилась от стальных перекладин. На секунду Медному показалось, что сверху на них пикирует летучая мышь: острая головка, растопыренные руки с пальцами-коготками. Девушка уже болталась в метре от земли, а Медного не покидало жутковатое ощущение увиденной им картины.
Потом прыгала Су Ян. Она бодро взобралась наверх, только несколько раз поворачивала голову и смотрела куда-то в сторону, на землю. Уж не на остатки ли башни? Вот она подошла к краю, перелезла через ограждение, уцепилась…
– Пошел!
Но кореянка висела, вцепившись в железо кистями и ступнями, как приклеенная. Внизу начали свистеть, подбадривать ее, Олеся подпрыгивала, чуть не плача:
– Суня, ну Суничка! Ну прыгай, зайка моя!!! Пры-га-а-а-й!
Однако все было тщетно. Медный уже хотел было дать знак Шкиперу, стоявшему там, наверху, чтобы тот отменил прыжок, но в этот момент Су Ян все-таки отцепилась и полетела вниз. У нее получился затяжной прыжок, почти до самой земли. Медный снял ее со страховки совершенно белую. Тут же подскочил Данила:
– На, дай ей!
Он протягивал коньяк во фляжке. Хороший коньяк – Данила плохого не носит. Медный потрепал девушку по белым с синеватым отливом щекам и влил несколько капель. Су Ян закашлялась, осела на землю и потом, все-таки порозовев, выдавила:
– Спа… спасибо!
На всех этих моментах никто внимание не заострял. Все знали, как сами первых раз прыгали, как тошнило их в кустах, как они зеленели и бледнели, как деревенели на вышке или, тем паче, замирали на самой лестнице от страха – ни вверх, ни вниз. Обошлось так обошлось.