Ночное кино

– Залез на крышу. Нашел незапертое окно.

– И как там внутри? Все заброшено?

– Нет. Там… приятно. – Он, кажется, хотел этим и ограничиться, но я ждал, и он смахнул челку с глаз, вздохнул. – Там замок. Гигантский. Мрачный – жуть. Стены красного дерева. Гобелены с единорогами. Медвежьи бошки пасти пораскрывали. На картинах потопы, страсти, пытки. Деревянные кресла, целые троны. Рыцарские мечи на стене, чугунный канделябр, в нем белые свечи, догорели уже и оплыли. Не то чтобы мне там особо удалось погулять. Кто-то впустил собак. Я нашел черную лестницу, ушел в подвал, спрятался в первой попавшейся отпертой комнате. Много часов там просидел.

– И там были тысячи картотек, – вставила Нора.

– Картотек? – переспросил я. – А в картотеках что?

– Портреты актеров. Миллионы фотографий, резюме со всякими дебильными приписками на обороте.

Нора подождала, пока Хоппер мне объяснит, но он опять от ее прямоты только разозлился.

– Какими приписками? – спросил я, поскольку оба молчали.

– Личные подробности, – сказал Хоппер.

– Например?

– Биографии. Фобии. Тайны.

– Это, наверное, актеры, которых Кордова думал взять на роли, – сказала Нора. – Я вспомнила, как Оливия Эндикотт ходила на пробы. Помнишь, он ей всякие дикие вопросы задавал? – Она покосилась на Хоппера. – А ты мне про кого рассказывал? Какая-то Шелл Бейкер, да?

– Портрет вроде из семидесятых, – пояснил Хоппер. – На обороте кто-то написал: «Родных нет, кроме брата в ВМС, диабет, ненавидит кошек, не любит оставаться одна, сексуально неопытна». А на другой типа: «Выросла в Техасе, автокатастрофа в пять лет, год на растяжке, болезненно застенчива».

– С собой не прихватил? – спросил я.

Тут он, похоже, взбесился:

– Это еще зачем?

– Улика же.

– Не прихватил. Положил на место и вымелся оттуда к чертовой матери.

– А потом Хоппер нашел пыточную камеру, – вмешалась Нора.

– Никакую не пыточную камеру! – рявкнул он. – Другая комната в подвале, какие-то деревянные носилки и доски, железные уздечки, антикварные – я там половину предметов вообще не узнал. Ушел, по лестнице забрался на третий этаж. Нашел комнату – видимо, Сандрину, – осматривался там и нечаянно уронил лампу. Видимо, громко получилось – кто-то стал по лестнице подниматься. Спрятался в шкафу. Пришел кто-то – кажется, женщина. Побродила по комнате, поставила лампу и ушла. Но меня заперла. Изнутри не открыть. Хотел дверную ручку отвинтить, но услышал, что за дверью собака. Почуяла меня, наверное. Но не залаяла. В комнате такие огромные эркеры, на холм и пруд Грейвз. Я вылез, а внизу отвесная стена. Всю ночь там проторчал, ни звука не издал, ждал, пока собака уйдет. Часов в пять утра кто-то свистнул, и она убежала вниз. Я отвинтил ручку, выбрался из дома, никого не встретил. Пошел к каноэ, но его, естественно, не было. Двинул вдоль ручья, по которому мы приплыли. Заблудился, правда. Угодил в болото, грязь по шею. Набрел на каких-то туристов – они на меня так глазели, будто я лох-несское чудовище. Сказали, что я в каком-то природном заповеднике «Пруд Хитчинс», а это далеко к востоку от озера Лоуз. Ну и часов в шесть вечера я вернулся к джипу.