Выпустив его, Фрида прижалась лбом к двери. Она пыталась заставить себя перестать думать о том, каково это. Такой вид эмпатии до добра не доведет, сказала она себе. Но тем не менее. Все бурно праздновали возвращение похищенных детей, устраивали пресс-конференции, а все это время Кэти Райпон находилась под землей, и никто не пришел к ней на помощь: умная молодая женщина, трудолюбивая, стремящаяся понравиться боссу, сгорая от желания задать перечисленные в анкете вопросы, стояла на краю черной дыры жизни Дина Рива – и в результате дыра ее засосала.
Фрида отчаянно надеялась, что Карлссон прав и Кэти Райпон умерла быстро, ее никто не мучил и не хоронил заживо. Время от времени такое случается: жертвы знают, что возможные спасители находятся прямо над ними, но не могут докричаться до них. Она вздрогнула. На мгновение маленький домик, спрятавшийся в бывших конюшнях и окруженный высокими зданиями, с полутемными комнатами, выкрашенными в насыщенные цвета, показался ей скорее склепом, чем убежищем, а она сама – обитателем подземелья, сторонящимся яркого мира.
А затем, словно тело, поднимающееся на поверхность мрачного озера, у нее в мозгу всплыли воспоминания о словах Кэрри Деккер – о том, как она говорила об Алане, своем муже, брате-близнеце Дина. О том, как он исчез. Фрида еще сильнее прижалась лбом к двери, почти физически чувствуя, как работает мозг, как кипят мысли. Она ничего не могла поделать: прошлое просачивалось в настоящее, и кое-что ей следовало понять. Она спросила себя, зачем так поступает. Зачем возвращается?
В понедельник, в восемь часов утра, у нее был сеанс с мужчиной – хотя он, скорее, походил на мальчика – лет двадцати пяти, который сидел, вжавшись в кресло, и первые десять минут его тело сотрясалось в рыданиях, а потом он вывалился из кресла, рухнул к ногам Фриды и попытался вынудить ее обнять его покрепче. Ему так отчаянно не хватало утешения, материнской заботы, которые бы убедили его в том, что все будет хорошо, что она снимет с него тяжкое бремя. Он был одинок, нелюбим, растерян, и ему хотелось, чтобы о нем заботились. Он считал, что Фрида может стать ему матерью, другом, спасительницей. Она взяла его за руку и усадила в кресло. Вручила ему пачку салфеток, посоветовала не торопиться и ждала, сидя в своем красном кресле, а он плакал, утирал мокрое от слез лицо и, всхлипывая, бормотал извинения. Она молча наблюдала за ним, пока он наконец не затих, и только тогда спросила:
– Почему вы все время извиняетесь?
– Я не знаю. И ужасно глупо себя чувствую.
– Почему глупо? Вам просто грустно.
– Я не знаю. – Он беспомощно уставился на нее. – Не знаю. Не знаю. Я не знаю, с чего начать. С чего мне начать?
После того как он ушел, Фрида записала свои впечатления от сеанса и направилась к станции метро Уоррен-стрит, где села в поезд. Поезд вошел в туннель и простоял там целых пятнадцать минут. Скрежещащий голос пробормотал что-то о теле под поездом на станции Эрл-Корт, вызвав у пассажиров ропот недовольства. «Это же вообще другая ветка!» – пробормотала сидящая рядом с Фридой женщина, ни к кому конкретно не обращаясь. Фрида вышла на следующей станции, попыталась разглядеть такси в пелене холодного дождя, но не смогла и отправилась пешком.
На совещание она опоздала всего лишь на несколько минут. Вокруг стола сидели пять человек. Карлссон, комиссар Кроуфорд – с ним она не была знакома лично, но видела по телевидению в прошлом году, как он распинался об огромной работе, проделанной полицией, чтобы вернуть Мэтью родителям, и о том, что не собирается приписывать все заслуги исключительно себе, – и Иветта Лонг, которая посмотрела на Фриду с таким удивлением, словно спрашивала себя, как психотерапевт здесь оказалась. Еще там сидели двое мужчин, которых Фрида не узнала, – одного из них комиссар представил как Джейкоба Ньютона, и тот так покосился на нее, словно считал ее неким любопытным экземпляром кунсткамеры; вторым был доктор Хэл Брэдшо. На вид ему было слегка за пятьдесят, в темных вьющихся волосах блестела седина. На нем был деловой костюм в тонкую полоску зеленоватого оттенка. Когда Карлссон описал участие Фриды в деле Дина Рива, Брэдшо наградил ее хмурым взглядом.
– Не вижу в этом особой необходимости, – заявил он комиссару Кроуфорду. – Хотя, разумеется, ни на чем не настаиваю.
– Она нужна мне, – отрезал Карлссон и повернулся к Фриде: – Доктор Брэдшо собирается дать нам свою оценку сцены убийства и состояния рассудка Дойс. Доктор Брэдшо, прошу вас.
Хэл Брэдшо откашлялся.
– Всем вам, наверное, известны мои методы, – начал он. – Я придерживаюсь мнения, что убийцы очень похожи на художников, на рассказчиков. – Кроуфорд одобрительно кивнул и откинулся на спинку кресла, словно наконец почувствовал, что ему ничто не угрожает. – Сцену убийства можно рассматривать как произведение искусства, созданное убийцей.
Когда Брэдшо сел на любимого конька, Фрида откинулась на спинку кресла и уставилась в потолок. Он был собран из пенопластовых плит с грубым серым орнаментом, придававшим им сходство с камнем.
– Когда я увидел фотографии, то почувствовал, что смотрю на главу одной из моих собственных книг. Подозреваю, что раскрываю соль, не рассказав сначала шутки, но мне сразу стало ясно, что Мишель Дойс – высокоорганизованный психопат. Да, когда я использую такое выражение, большинство людей сразу представляют мужчину, который набрасывается с ножом на женщин. Но я использую термин в его строгом значении. Мне стало ясно, что она полностью лишена эмпатии, а следовательно, была в состоянии запланировать убийство, совершить его, создать место преступления, после чего продолжить вести нормальную жизнь.
– Вы пришли к таким выводам еще до того, как поговорили с ней? – уточнил Карлссон.
Брэдшо повернулся к инспектору. Его лицо выражало незлобивое удивление.
– Я работаю в этой области вот уже двадцать пять лет, так что у меня уже развилось шестое чувство – приблизительно такое же, как у экспертов в области искусства, которые мгновенно определяют, поддельный это Вермеер или нет. Разумеется, потом я опросил Мишель Дойс, насколько ее вообще можно опрашивать.
Фрида по-прежнему разглядывала навесной потолок, пытаясь определить, повторяется ли узор на плитах.
ebooksa